Поцелуй Однажды: Глава Мафии

Синяк на животе, безжалостно цельный в насыщенности багрового цвета, смотрится… намного-намного хуже, чем ощущается.

Блин, по виду, это гематома жуткая, а не синяк.

Свободной рукой она прощупывает кожу с кровоподтеком, но кое-где плоть даже не отдает дискомфортом.

Сам-то ушиб в три раза меньше, чем темно-красный отек — последний занимает площадь всего ее торса.

— Это только на вид такой ужас, — старается говорить она бойко, — болит только по середине, потому что вот туда… Рома?

Он неподвижно смотрит на синяк.

— Рома, бога ради…

Одновременно пытаясь прикрыться и повернуть его голову, Кира начинает подниматься на коленях. И Карелин, слава богу, оживает.

Он протягивает руку к телефону и одним резким движением садится в кровати.

Кира, даже посмеиваясь, намеревается развернуть его к себе, но он все игнорирует. Даже поворотом головы не выдает, что ощущает нахождение девушки рядом.

Он звонит кому-то и поднимается с кровати.

Ползти за ним в такой кровати нелегкое дело, особенно пытаясь натянуть платье обратно. И, проиграв одной прорези в битве, она отбрасывает ткань в сторону и пытается подняться за ним следом обнаженная.

— Рома, что ты… Да подожди…

— Подъедь на Кузнечную сейчас, я буду через двадцать минут. И чтобы все, что у нас есть на Долинск было собрано сегодня.

Он говорит по телефону и направляется к выходу.

Покинув кровать, Кира все-таки хватает платье, чтобы прикрыться и практически бежит за ним.

Дверь, что он захлопнул за собой, не сдвигается.

Она в замешательстве смотрит на дверную ручку.

И дергает, дергает, дергает.

— Рома! — срывается на крик Кира — Ты! Открой дверь сейчас же. Открой.

Дело не только в замке. Она может различить обрывки фраз и его низкий, размеренный голос.

Будто он стоит, прислонившись к двери, по противоположную сторону. Чтобы наверняка не выпустить ее.

— Открой немедленно! Ты…

Она барабанит по створке, но не в полную силу — в надежде все-таки не разбудить брата тревожной сценой.

— Если ты сейчас же не откроешь ее, клянусь богом, я…

Голос на пределе, срывается и рвется. Она поправляет руковину платья, взмахивая рукой и едва не разрывая шов. Оборачиваясь, осматривает узкую комнату в поисках чего-то… чего-то… Сама не знает чего.

Когда Кира наваливается на дверь еще раз, та оказывается открытой.

Подлеца в коридоре нет, а в ванной шумит душ.

На кухне еще не убрано с позавчера, но ничего — Кира не собирается домохозяйничать. Петя уберет со стола, как она и напоминала еще вчерашним утром, а его мафиозное величество вымоет посуду. Под дулом пистолета, если понадобится.

Вместо того, чтобы собираться на работу, она сидит за столом и ест кунжутное печенье.

Оно немного почерствело, но ничего — прогрызть можно.

Кира прислоняется спиной к двери их спальни, когда Рома, с мокрыми волосами и не застегнутыми манжетами свежей рубашки, выходит из ванной.

Он поднимает на девушку глаза не сразу, сначала забирает телефон с коридорной тумбы. Конверт с деньгами, оставленный здесь в день их въезда, все еще лежит возле покатой вызы с искусственной вербой.

— Док это видел вчера?

Он указывает на ее живот, мрачно оглядывая вытянувшуюся вдоль створки фигуру.

— Синяки формируются в течении нескольких часов, поэтому видеть он «это» не мог, Рома. Я сделала УЗИ, и он предупреждал, что будет синяк. Это выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.

Он кивает. Очевидно несогласный ни с ее доводами, ни с тоном.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Ага. Последнее, что можно сказать о ранениях и травмах. Потому что они могут выглядеть только лучше, чем являются на самом деле.

— Куда ты звонил и причем здесь Долинск?

Молчат, наверное, несколько минут.

— Долбаебы из группировки Долинска. Город — спорная территория некоторое время, но был без проблем. Они давно нарываются. Они никому нахрен не нужны были никогда, на самом деле.

Пограничный Долинск относился к их области, но примыкал еще к границам двух областей, одной из которой являлась столичная.

— Зачем звонить надо было вот так? — допытывается она прямо. Ручку двери за спиной сжимает крепче, чем та способна выдержать.

— Планы поменялись, — медленно говорит он. Предупреждающе.

— Какие… планы? — нервно сглатывает она. — Ты будешь… разбираться с их… их людьми, этой группировкой из Долинска?

— Завтра уже не будет никакой группировки в Долинске, — просто отвечает он.

Глядя в лицо суровое и отрешенное, она понимает, что незнакома с Брусом на самом деле. Она даже никогда не встречала его до этого разговора в коридоре. Мужчина, разговаривающий с Кирой сейчас, — это не тот Роман, попросивший у нее поцелуй. Не тот, кто сразу понял как неуверенно девушка себя чувствовала в ресторане. Не тот, кто обещал сделать каждый ее сладострастный вздох — своим.

Стоящий напротив Карелин, напряженно отслеживающий каждое ее движение, непреклонен и самоуверен.

Она поворачивает дверную ручку позади себя, но остается стоять на месте.

— Когда… когда ты приставишь ко мне людей? — старается говорить ровно Кира.

— Уже. Они внизу. Когда выйдешь, поедут с тобой. Купили тебе новый телефон.