Она поднимает стул и врезает ножку в окно со всей дури. Еще раз. И еще раз.
Еще, еще, еще.
Удается разбить два окна к тому времени, как они врываются в комнату. Повезло с осколками: пол усеян таким ассорти, что Кире совсем не трудно сразу схватить увесистый кусок стекла с угрожающе острыми углами.
Ее телефон замолкает. Надо же, даже не слышала звонка.
— Стой там, — шмыгает она носом в сторону ближайшего из пацанов. — Стойте все там.
Декабрьская вьюга прорывается сквозь разорванное кружево стекла и ослабевшие рамы. Заигрывает со свисающим с кровати покрывалом, дразнит висящее на стене плетение макраме, шепчет холодом через темные взъерошенные волосы девушки.
— Тимур звонит, — говорит один из них и указывает на ее телефон возле подушки. Пацан в белой толстовке, стоящий обособленно, подле стола.
Их человек шесть вроде. Тот, кто стоит ближе к выходу, повторно зовет Кирилла с лестницы.
— Тимур опоздал, — отрезает она. — Как тебя зовут? — она кивает лысому и коренастому, стоящему рядом с кроватью.
— Опусти стекло, блин, — сразу же разносится голос кого-то другого.
— Зовут как? — сжимает она стекло крепче.
— Вадик, — отзывается коренастый.
— Вадик, — приказывает она, — приведи Кирилла сюда. Сейчас же. Минута у тебя.
Он все-таки раздумывает перед тем, как развернуться, но его опережают двое других. Тот, кто в белой толстовке смотрит на девушку внимательно. Пусть смотрит. Ей не жаль. Даже денег не возьмет.
Надо отдать начальнику охраны должное, он врывается в комнату с предельно обеспокоенным видом. Разбитые окна, усеяный стеклом пол и гуляющий ветер производят столь же неизгладимое впечатление, как и сама Кира с острым осколком в руке.
— Пиздец, клянусь, Тимур сказал, чтобы двери не запирали. Не должны были запирать. Киры, вы опустите это, окей? — говорит он, как всегда, невероятно низким голосом.
— Смотри на меня, — выговаривает Кира сквозь зубы. — Я сказала, смотри на меня.
Они все враз приосаниваются, а молодчик в белой толстовке даже делает шаг вперед. Кирилл очень старается выглядеть расслабленным. 10 очков Пуффендую.
— Доставай свой телефон и набирай его. Сейчас. Набирай Бруса.
Он вынужден послушаться ее, потому что отработанного сценария на такой случай явно нет. Тем более, просьба не таит в себе никакой опасности.
Кира — ведь девушка Бруса.
Была.
— Подойди сюда и протяни мне его.
Она с места не сдвигается, а Кирилл явно расстягивает необходимые шаги. Когда она перекладывает стекло из одной руки в другую, то демонстративно придерживает острый край прямо у запястья. И смотрит на приближающегося Кирилла, не мигая.
Он протягивает девушке трубу без фокусов и отступает назад, но всего лишь на расстояние вытянутой руки.
Плохо.
Кивком девушка указывает начальнику охраны отступить дальше.
Гудок перещелкивает на голос. Грудной и будто немного простуженный голос.
Сердце, как мина, отрывается у Киры где-то посередине, где-то по центру, и дрейфует, преодолевая кровянной шторм.
— Что? — рявкает Брус.
— Привет, Карелин, — выговаривает Кира слова так четко и звонко, словно магией их в воздухе материализует. — Мы тут с твоими ребятами стоим в моей комнате. Не поможешь решить нам один ребус?
Глава 38
Он молчит так долго, что можно предположить оборванную связь. Но она знает, что Карелин все еще там. Здесь. Теперь везде. Даже по связи его так одномоментно много.
— Что происходит? — наконец спрашивает он. Стальным тоном забивая ей гвоздь прямо в солнечное сплетение. Потому что… она слышит
Она ненавидит, ненавидит его.
— Мне наконец-то открыли двери. Разве не праздник? — в конце ее голос взмывает вверх, словно сейчас сорвется истеричным смехом. — Решила тебе сообщить. Что меня завтра вечером здесь уже не будет, — практически рычит девушка.
— Где Тимур? — рявкает он.
О, ты совершил ошибку, милый. Ты совершил гребаную ошибку.
— Не знаю, — рявкает она в ответ. — Я ему не секретарь. Мне свои проблемы решать надо. Например, выбраться из своей комнаты.
Она не сразу замечает, что Кирилл поднимает руку и приближается к ней, поэтому от испуга предупреждает того:
— Не подходи ко мне. Стой вот там. Еще дальше!
— Что? — бесится Карелин по ту сторону разговора, слышится лязг и скрежет. — Что! С кем ты разговариваешь!
— Тебе ли не все равно? Спасибо за приют, мне лично на хрен не нужный. Я лучше пешком обратно пойду. Зачем ты это сделал! — срывается она.
— Кира, — выдыхает он, — восемь часов. Кира.
— Ответь мне!
— Дай мне восемь часов и я буду там. Мне четыре-пять часов ехать. Ты слышишь меня?
Ей кажется, она начинает задыхаться. Вроде сразу должно стать понятно, когда задыхаешься?
Но не очень понятно.
Его голос… его голос второй кожей защищает ее от ветра.
— На выход, — шмыгая носом, приказывает она. — Вышли все отсюда!
После того, как они покидают комнату, она заговаривает не сразу.
— Скажи мне, — хрипло требует Кира.
— Что с твоим голосом? Кто был, мать твою, в твоей комнате? Опиши мне все!
Вот от такой наглости она может реально задохнуться.
— Твой кружок декоративного шитья, умник. Они ушли уже.