— Знаю, но задержать меня им всё равно придётся — затеют волокиту… — Он бросил украдкой быстрый взгляд на поникшую фигуру рядом с собой и тут же снова уставился вперёд на дорогу. — Эллен — когда мы приедем в отель, ты могла бы забрать вещи и освободить номер. За пару часов мы будем в Колдуэлле…
— Бад! — В её голосе прозвенели резкие нотки удивления и упрёка. — Мы не можем позволить себе такое!
— Почему нет? Он убил твою сестру, разве не так? А теперь получил по заслугам. Зачем нам ввязываться…
— Мы не можем, — запротестовала она. — Не говоря о том, что это такая — такая мерзость, представь, что они как-нибудь узнают, что это ты — убил его. Тогда-то они ни за что тебе не поверят, раз уж ты скрылся.
— Не понимаю, как они смогут разузнать, что это был я, — заметил он. — Я в перчатках, так что отпечатков не будет. И меня никто не видел, кроме его и тебя.
— Но представь, что они всё-таки узнали! Или, что они во всём обвинили кого-то другого! Как ты будешь жить после этого? — Он молчал. — Я позвоню отцу сразу, как только окажусь в отеле. Стоит ему всё узнать, я уверена, он позаботится об адвокатах и обо всём. Да, думаю, что всё это будет ужасно. Но скрываться с места…
— Да, это была дурацкая мысль, — сказал он. — Я и не думал, что ты согласишься.
— Но, Бад, неужели ты бы решился на такое дело, ведь нет же?
— Только если бы ничего другого не оставалось, — ответил он и неожиданно сделал широкий поворот налево, съехав с ярко освещённой трассы Вашингтонской авеню и устремившись по дороге ведущей на север, погружённой в темноту.
— Разве нам не по Вашингтонской? — спросила Эллен.
— Так быстрее. Здесь меньше движение.
— Чего я никак не пойму, — сказала она, постучав сигаретой о край пепельницы в приборной доске, — почему он ничего не сделал со мной там, на крыше. — Она устроилась очень удобно, подложив левую ногу под себя и развернувшись лицом к Баду, согреваясь успокаивающим теплом сигареты.
— Должно быть, вы чересчур бросались в глаза, в таком месте, вечером, — заметил он. — Наверно, он побоялся, что лифтёр запомнит его.
— Думаю, да. Но разве это не было бы менее рискованным, чем привозить меня к себе домой — чтобы там исполнить задуманное?
— Может, он не собирался сделать это там. Может, он замышлял посадить тебя в машину и вывезти куда-нибудь за город.
— У него не было машины.
— Он мог бы угнать. Не такая уж это трудная штука — угнать машину. — На миг его лицо озарил белый свет уличного фонаря, и снова эти отчетливые, будто высеченные скульптором черты погрузились в почти полную тьму, тронутые лишь зелёным рассеянным свечением огоньков приборной доски.
— Небылицы, которые он мне плёл! "Я любил её. Я был в Нью-Йорке. Я чувствовал себя в ответе". — Она раздавила сигарету в пепельнице, с горечью покачав головой. — Боже мой! — ахнула она.
Он бросил на неё взгляд.
— Что такое?
Снова её будто отделила от него стеклянная перегородка — так упал её голос.
— Он показал мне свою зачетку — из Эн-Вай-Ю. Он был в Нью-Йорке…
— Наверно, подделка. У него был кто-нибудь знакомый там в канцелярии. Ему могли сделать такую бумагу.
— Но представь, что нет. Представь, что он говорил правду!
— Он прихватил револьвер против тебя. Это что, не доказательство, что он врал?
— Ты в самом деле не сомневаешься, Бад? Ты уверен, что он не вытащил револьвер, скажем, лишь для того, чтобы добраться до чего-то ещё? Тетрадки, о которой он говорил?
— Он шёл к дверям с пушкой.
— О, Господи, если он и в самом деле не убивал Дороти… — она на секунду замолчала. — Полиция всё расследует, — сказала она решительно. — Они докажут, что он был здесь, в Блю-Ривер! Они докажут, что он убил Дороти!
— Уж точно, — согласился он.
— Но если даже он не убивал, Бад, если вышла — чудовищная ошибка — они не обвинят тебя ни в чём. Ты не мог знать; ты увидел его с оружием. Они никогда ни в чём тебя не обвинят.
— Уж точно, — согласился он и с этим.
Неловко повернувшись, она вытащила из-под себя ногу и скосилась на свои часы, освещаемые сиянием приборной доски.
— Уже двадцать пять минут одиннадцатого. Разве мы уже не должны быть на месте?
Он не ответил ей.
Она посмотрела в окно. И не увидела уличных огней, не увидела зданий. Только угольную черноту полей под черным достающим до звёзд куполом неба.
— Бад, эта дорога не ведёт в город.
Он не ответил ей.
Освещенный фарами участок автострады, неустанно набегающий на машину, сужался, уходя вдаль; ещё дальше дорога и вовсе пропадала во тьме, превращаясь в абстракцию, доступную одному только воображению.
— Бад, мы не туда едем!
12
— Чего вы хотите от меня? — вежливо спросил шеф полиции Чессер. Он лежал навзничь вдоль обтянутой вощёным ситцем софы, закинув свои длинные ноги на подлокотник (упор приходился в области лодыжек), непринуждённо сложив на груди руки (на нём была красная фланелевая рубашка) и задумчиво уставившись своими большими карими глазами в потолок.
— Догнать ту машину. Вот всё, что я хочу, — сердито глянув на него, пробурчал Гордон Гант, стоя посреди гостиной.