Поцелуй перед смертью

А если всё будет хорошо, свадьба пройдёт согласно плану. И что сможет сделать Лео, даже если ребята из Стоддарда что-нибудь вспомнят? Устроить развод? Отмену бракосочетания? Ни на то, ни на другое не отыщется достаточно веских оснований; даже если Мэрион и поддастся на уговоры, что вообще-то – вряд ли. Что тогда? Может, Лео предложит ему отступную…

И вот дилемма. Сколько Лео способен отвалить на избавление дочери от отъявленного проходимца? Думается, немало.

Но не столько же, сколько в один прекрасный день попадёт в руки Мэрион.

На что же рассчитывать – сегодняшнюю синицу или журавля потом?

Добравшись до своих меблирашек, он позвонил матери.

– Надеюсь, я тебя не разбудил. Я шел пешком от Мэрион.

– Все нормально, родной. О, Бад, она чудесная девушка! Чудесная! Такая славная – я так рада за тебя!

– Спасибо, мама.

– И мистер Кингшип, такой замечательный человек! Ты обратил внимание на его руки?

– А что с ними такое?

– Такие чистые! – Он рассмеялся. – Бад, – она понизила голос, – должно быть, они богаты, очень богаты…

– Думаю, да, мама.

– Их квартира – как в кино! Боже правый…

Он рассказал ей про квартиру на Саттон-Террас.

– Наберись терпения и увидишь сама, мама! – И про поездку на медеплавильный завод: – Он возьмёт меня туда в четверг. Он хочет, чтобы я познакомился со структурой в целом.

Завершая разговор, она спросила:

– Бад, а как насчёт той идеи?

– Какой идеи?

– Той, из-за которой ты перестал учиться.

– А, этой, – пробормотал он. – Ничего не выгорело.

– О-о. – Она была разочарована.

– Знаешь, такой крем для бритья? – сказал он. – Нажимаешь на кнопку, и он выскакивает из баллончика, как взбитые сливки?

– Ну?

– Так вот, это и была идея. Только меня опередили.

– О-о, – сочувствующе протянула она. – Какая досада… Ты разговаривал с кем-нибудь об этом, нет?

– Нет. Меня просто опередили.

– Ну что ж, – вздохнула она, – бывает. Хотя, конечно, и обидно. Такая идея…

Закончив разговор, он прошёл к себе в комнату и растянулся на кровати, чувствуя себя превосходно. К чёрту Лео с его подозрениями! Всё развивается отлично.

Боже, только одно волновало его сейчас – чтобы она не оказалась бесприданницей.

10

Поезд, оставив позади Стемфорд, Бриджпорт, Нью-Хейвен и Нью-Лондон, продолжал со скрипом продвигаться на восток, вдоль южной границы Коннектикута; слева от железнодорожного полотна тянулась заснеженная равнина, справа – бесконечная водная гладь; скучное зрелище для узников чрева этой стальной, разбитой на сегменты вагонов змеи. Проходы, тамбуры – из-за Рождественского наплыва пассажиров негде было и яблоку упасть.

В одном из тамбуров, уставившись в грязное стекло окна, Гордон Гант убивал время подсчётом объявлений, предлагающих пирог с треской. Весёленький способ, размышлял он, вот так вот отпраздновать Рождество.

Вскоре после шести часов поезд прибыл в Провиденс.

На станции Гант задал несколько вопросов осоловевшему оракулу в будке справочного бюро. Затем, посмотрев на свои часы, вышел из здания. На улице было уже темно. Перейдя широкую и слякотную проезжую часть улицы, он попал в заведение, именовавшее себя «Прохладительные напитки», где перехватил сэндвич с бифштексом, пирожок с мясным фаршем и кофе. Рождественский ужин. Вышел из «Напитков» и, миновав пару магазинчиков, поравнялся с аптекой. Там он купил рулон скотча дюймовой ширины. Затем вернулся на станцию. Присел на неудобную скамейку и принялся читать какой-то бостонский таблоид. Без десяти семь он снова вышел из здания вокзала, направившись на автобусную стоянку неподалёку, где дожидались отправления три автобуса. Он сел в жёлто-голубой с табличкой «Менассет–Сомерсет–Фолл-Ривер».

В двадцать минут восьмого автобус сделал остановку примерно на средине состоявшей из четырёх кварталов Главной улице Менассета, высадив нескольких пассажиров, среди них и Ганта. Окинув беглым ознакомительным взглядом окрестности, он вошёл в аптеку, построенную, по всей видимости, в 1910-е годы, где нашёл местную тонкую телефонную книгу, из которой выписал для себя адрес и номер телефона. Позвонил туда из телефонной будки и, выждав, когда на том конце линии прозвучат десять звонков, и так и не дождавшись ответа, повесил трубку.

Дом казался серой обшарпанной коробкой, одноэтажный; карнизы тёмных окон обросли снегом. Гант внимательно смотрел на него, проходя мимо. Только несколько ярдов отделяло его от тротуара; снег на дорожке, ведущей ко входу, оставался нетронутым.