Поцелуй перед смертью

– Алло. Мисс Ричардсон? Это Кингшип. Хочу попросить вас об одном одолжении. Это очень серьёзно, я боюсь. И совершено конфиденциально. – Из трубки донеслось неразборчивое щебетание. – Вы не могли бы отправиться в офис, пожалуйста, да, прямо сейчас. Я бы вас не просил, если б это не было чрезвычайно важно, и я… – Снова послышалось щебетание. – Зайдите в отделение по связям с общественностью, – продолжал Кингшип. – Проверьте картотеку и посмотрите, отправляли мы когда-либо какие-либо рекламные издания Баду Корлиссу.

– Бёртону Корлиссу, – подсказал Гант.

– Или Бёртону Корлиссу. Да, совершенно верно – мистеру Корлиссу. Я у себя дома, мисс Ричадсон. Позвоните мне сразу, как только выясните. Спасибо. Большое спасибо, мисс Ричардсон. Я очень признателен… – Он повесил трубку.

Гант, морщась, покачал головой:

– За соломинку хватаемся, так ведь?

– Я должен быть уверен, – ответил Кингшип. – В таком деле нельзя сомневаться в уликах. – Он прошёл обратно к дивану, встал за его спинкой.

– Да вы уже уверены и отлично об этом знаете, – буркнул Гант.

Кингшип облокотился на спинку, уставившись вниз на проспекты, сползшие во вмятину, оставшуюся после него на подушечке.

– Вы отлично об этом знаете, – повторил Гант.

Установившуюся на мгновенье тишину нарушил усталый вздох, вырвавшийся у Кингшипа. Он обошёл вокруг дивана, поднял проспекты и сел.

– Как мне сказать Мэрион? – спросил он. Он потёр колено. – Этот сукин сын… этот чёртов сукин сын…

Гант подался вперёд к нему, оперевшись локтями себе на колени.

– Мистер Кингшип, во многом я был прав в этом деле. Вы признаёте, что я был здесь прав во всём?

– Что значит, «во всём»?

– Насчёт Дороти и Эллен. – Кингшип издал раздражённое шипение. Гант продолжил скороговоркой: – Он не сказал Мэрион, что учился в Стоддарде. Должно быть, он замешан в деле Дороти. Должно быть, он – тот, от кого она забеременела. Он её убил, а Пауэлл и Эллен откуда-то узнали, что это он, и ему пришлось их тоже убить.

– Записка…

– Он мог добиться её хитростью! Такое и до него делали – всего лишь месяц назад в газетах писали про парня, сумевшего это сделать, и по той же причине: его подруга забеременела.

Кингшип покачал головой.

– Я бы поверил, что и он способен, – сказал он. – Он так обработал Мэрион, что я теперь готов поверить про него во всё что угодно. Но в вашей теории есть изъян, большой изъян.

– Какой? – потребовал Гант.

– Он ведь охотится за деньгами, так? – Гант кивнул. – А вы «поняли», что Дороти была убита, потому что на ней было кое-что старое, кое-что новое, кое-что взятое на время и кое-что голубое? – Гант снова кивнул. – Что ж, – сказал Кингшип, – если он был тем, кто соблазнил её, а она готова была выйти за него замуж в тот же день, тогда зачем ему было убивать её? Он бы преспокойно на ней женился, так ведь? Он женился бы на ней и получил бы деньги.

Гант молча глядел на Кингшипа – ему нечего было сказать.

– Вы правы насчёт этого, – Кингшип потряс проспектами, – но насчёт Дороти вы ошибаетесь. Полностью ошибаетесь.

Помедлив какую-то секунду, Гант поднялся из кресла и прошёл к окну. Тупо уставился в него, покусывая нижнюю губу.

– Хоть вниз прыгай, – признался он.

Когда зазвонили в дверь, Гант отвернулся прочь от окна. Кингшип, поднявшись с дивана, стоял перед камином, опустив глаза на аккуратно сложенные берёзовые поленья. Он нехотя повернулся, прижимая к себе свёрнутые в трубочку проспекты, уклоняясь от настойчивого взгляда Ганта.

Послышался звук открывающейся парадной двери, затем голоса:

– …зайдешь ненадолго?

– Думаю, нет, Мэрион. Завтра нам рано вставать. – Последовало продолжительное молчание. – Буду стоять у себя перед домом в семь тридцать.

– Тебе лучше надеть тёмный костюм. На заводе, должно быть, легко испачкаться. – Ещё одна пауза. – Доброй ночи, Бад.

– Доброй ночи.

Дверь закрылась.

Кингшип скрутил проспекты в более плотный рулон.

– Мэрион, – позвал он, но вышло как-то чересчур тихо. – Мэрион, – повторил он громче.

– Иду, – донёсся её радостный голос.

В наступившей тишине оба неожиданно стали различать тиканье часов.

Она появилась в широком дверном проёме, поправляя воротник своей изящной белой блузки с длинными рукавами. После холода на улице щёки её сияли румянцем.

– Привет, – сказала она. – Мы были на…

Она увидела Ганта. Её руки повисли безжизненными плетьми.

– Мэрион, мы…

Её будто ветром сдуло.

– Мэрион! – Кингшип помчался на выход, в прихожую. – Мэрион! – Она уже была на средине уходящей наверх белой винтовой лестницы, выбивая каблучками яростную дробь. – Мэрион! – крикнул он гневно, повелительно.

Она остановилась, упрямо продолжая смотреть вверх, рукою держась за перила.

– Ну?

– Спустись сюда, – сказал он. – Мне надо поговорить с тобой. Это крайне важно. – Помедлив секунду, повторил: – Спустись сюда.

– Хорошо, – развернувшись, с королевской чопорностью она сошла по ступенькам вниз. – Ты можешь со мной поговорить. Перед тем, как я поднимусь наверх, соберу вещи и уйду отсюда.