— Не подпишу — слетятся защитники бездарей, как стервятники! Заклюют! Я же повторяю: платит им гонорар-то за их непроданные книги государство, а Куприн с Добролюбовым и копейкой и не рискуют!
— Может, взятки берут?
— Может, и берут, да разве докажешь? Кто издает из серых писателей, тот никогда не признается… Замечаю, что особенно Добролюбов настырно проталкивает в план серятину, заведомо слабые книжки, против которых и книготорг возражает. Значит, у него есть интерес!
— Как насмешка над классиками звучат их фамилии, — усмехнулся Лапин. — Куприн и Добролюбов! Небось, псевдонимы?
— А кто их знает, — махнул рукой Леонид Ильич — В Ленинграде каждый второй литератор с псевдонимом…
«Цинандали» поверх пива легло как-то тяжело. Как ни странно, но после пары бокалов сухого вина багровость понемногу исчезла с лица Балуева, а мутноватые с утра глаза прояснились. Он весит килограммов сто двадцать, для него эта выпивка — слону дробина. А вот непривычный к утренним возлияниям Михаил Федорович отяжелел, да и мысли что-то в голове тяжело стали проворачиваться. Теперь на постели бы часок поваляться. Вся эта непривычная обстановка как-то размягчала, даже несколько умиротворяла. Есть же люди, которые вот так сидят день-деньской за столом и «кайфуют»! И ни до чего им нет дела… Балуев еще раньше, в машине, сказал, что у него в три совещание в издательстве. Ему можно, никто и внимания не обратит, что он выпивши, привыкли, наверное! А если бы его, Лапина, кто-нибудь в райкоме увидел с такой воспаленной физиономией? Тут же первый секретарь обкома был бы извещен!
Белым призраком возник в дверях высокий молодой официант.
— Еще что-нибудь принести? — вежливо спросил он. Вышколен, знает, что с начальством приходится дело иметь.
Лапин отрицательно покачал головой, а Леонид Ильич распорядился:
— Еще графинчик пива и пяток раков, Жора!
Жора кивнул, улыбнулся и, прихватив блюдо с красной рачьей шелухой, как и положено призраку, испарился в полусумраке заведения. За стеной шумели машины, из соседней кабины чуть слышались невнятные мужские голоса, вдруг электрическая лампочка в настенном бра погасла.
— Если после выборов в местные Советы меня прокатят, возьмешь к себе? — не то в шутку, не то всерьез спросил Михаил Федорович.
Балуев прожевал шейку, запил остатками вина, посмотрел в глаза секретарю райкома.
— Если я досижу до выборов… Думаешь, я не знаю, кого из Смольного сватают на мое место? Только ничего у них не выйдет, как и с председателем телерадио, литмафия своего человека посадит в мое кресло. Такую развернут кампанию в прессе, что чертям станет тошно.
— Сколько тебе до пенсии?
— Полгода, — ответил Балуев, — Уж пусть как-нибудь потерпят ребята из обкома. Как стукнет шестьдесят, так сразу освобожу кресло. Но очень сомневаюсь, что кто-нибудь из наших займет его. Мафия уже готовится к бою.
— Я, наверное, в школу вернусь, — помолчав, сказал Лапин, — Учителем.
— Жора, запиши на мой счет, — сказал официанту, принесшему пиво и раков, на этот раз помельче, Леонид Ильич.
— У меня здесь счета нет, — проговорил Лапин, доставая из кармана десятку и кладя на стол.
— Убери, Миша! — строго сказал Балуев — Я тебя пригласил.
— Извини, Леня, но я за себя привык сам платить, — в тон ему произнес Михаил Федорович, подумав про себя: «Врешь ведь, Лапин! Ты привык, чтобы другие за тебя платили… Вернее, тебе много лет и в голову не приходило, что нужно доставать деньги из кармана… Сын Никита тебе однажды бросил в лицо: „Батя, ты ведь давно живешь при коммунизме! Ты даже денег ни за что не платишь!“. Это он, конечно, перехватил, деньги платил за дорогие вещи, но многое, безусловно, доставалось ему и даром…»
— Жора, лампочка перегорела, — кивнул на бра Леонид Ильич.
— Так еще уютнее, — улыбнулся официант, что-то записывая фирменной ручкой в свою книжечку.
Черная «Волга» директора издательства ждала их в переулке, что неподалеку от погребка.
3
Дела у Геннадия шли все хуже: всего пять маток сохранили приплод, остальные крольчата погибли. Их маленькие с мышь трупики Коляндрик собирал в жестяную банку из-под сельди и закапывал на отшибе, за баней. Вызванный из города ветеринар сказал, что крольчихи не обладают инстинктом сохранения приплода, путано объяснил, что родились они, видно, на потоке и столь могучий инстинкт, как ни странно, у них не привился. Крольчихи не хотят кормить детенышей, у них не накапливается молоко. Не исключено, что и питание имеет значения: не хватает каких-то витаминов.
Контора райпо, поставившая им кроликов, не торопилась списывать убыточное поголовье, не предоставляла и новых маток. Снегов мотался на своем красном «Запорожце» в Новгород и назад, но все без толку. Обещали завезти комбикорма, но так и не завезли. Чебуран вдруг на десять дней запил. С неделю гостили у них знакомые из Витебска, привезли с собой выпивку, да еще тут заварили брагу — ну, малый и пошел вразнос. Пытался косить, кормить кроликов, но все у него из рук валилось.