— Насильно никто вас держать на партийной работе не будет, — напоследок сказал секретарь обкома, — Но «теплое местечко» я вам, Михаил Федорович, увы, не обещаю…
В длинном коридоре Смольного, на первом этаже, Лапин увидел громоздкую фигуру директора издательства Балуева. Багроволицый, осанистый, он только что вышел из столовой вместе с главным редактором Куприным и юрким, востроглазым заведующим редакцией Добролюбовым. Все трое тоже номенклатурные работники, ездят на директорской «Волге» обедать в смольнинскую столовую и пользуются поликлиникой, которая в городе известна как «Свердловка». Об этом ленинском любимце пишут в прессе, что на его совести миллионы загубленных крестьян, а город Екатеринбург по-прежнему называется Свердловском. Требуют возвращения старинного названия и калининцы. Всесоюзный староста тоже замаран в сталинские годы… И Куприн и Добролюбов по несколько раз в году отдыхают в отдельных палатах в «Свердловке», регулярно ездят в обкомовский санаторий «Дюны», что в Сестрорецком районе.
Увидев Лапина, Леонид Ильич закивал, заулыбался, подвились угодливые улыбки и на лицах его ближайших работников. Добролюбов — худощавый, черноволосый, с темными бегающими глазками и будто бы чуть смущенной улыбочкой. На самом деле улыбочка у него ехидная с подлинкой. Низкорослый Куприн светловолос, на лице у него чаще всего появляется страдальческая улыбка, вот, дескать, как меня умотала эта ответственная работенка, но сейчас улыбается широко, приветливо. Видно, вкусно и сытно покушал за льготную плату. Столовая не для всех, вон в дверях стоит милиционер и пропуска проверяет.
Михаил Федорович всем по очереди пожал руки — в столовую он идти не собирался — у Куприна спросил:
— Как с альманахом Строкова?
— Завернули, — выскочил вперед юркий Добролюбов — Понимаете, Михаил Федорович, они воду на чужую мельницу…
— Что вы имеете в виду под «чужой мельницей»? — не очень-то приветливо посмотрел на него Лапин — Я читал, хорошие рассказы.
— Вы не знаете наших писательских распрей, — ввернул Куприн — Там есть повестушка, которая бросает тень на наших самых уважаемых литераторов.
— И не только на них, — прибавил Добролюбов — Наш известный поэт в двух крупных издательствах почти одновременно выпустил два своих собрания сочинений… Так автор прямо слюну от зависти роняет на бумагу…
— Я читал, что при жизни автор может издать лишь одно собрание сочинений, а этот сразу два? — удивился Лапин.
— Это третье прижизненное, — авторитетно вставил Балуев.
— У него связи в Москве, он во всех комитетах… — хихикнул Добролюбов, — Всех сумел обойти, объегорить!
— Вот такие у меня работнички, — улыбаясь, покачал большой головой Балуев. — Творят, что хотят… И поэта запланировали в какой-то серии. Я им тоже толкую, что альманах можно напечатать, сейчас такие вещи печатают! — а они уперлись, и баста!
— А если Строков на вас в суд подаст? — спросил Михаил Федорович.
— Отобьемся, — улыбнулся Добролюбов. К лацкану серого пиджака приколот маленький рубиновый портретик Ленина. — Нам не привыкать. А вот от пройдохи-поэта со связями не отобьешься. Этот живьем съест, если что не по нему.
— На нас часто жалуются, — поддержал его и Куприн. Этот пришел в обком без галстука. Балуев как-то говорил, что с перестройкой его работники распустились вконец, тихонький соглашатель и лентяй Куприн, который вообще не читал рукописей, вдруг стал показывать зубы, а трусливый Добролюбов стал хамить авторам, заворачивать рукописи, как ему бог на душу положит, аж раздался от важности. Сам-то как писатель полный ноль. И Куприн во всем его поддерживает. Строков утверждал, что и Добролюбов и Куприн оба активные члены групповщины. Балуев помнил, как их обоих настойчиво навязывали ему секретари из Союза писателей… Вот оба верой и правдой и служат своим благодетелям.
Эти мысли промелькнули в голове Лапина, но разговаривать с двумя юркими и подобострастными людишками здесь, в обкоме, ему не хотелось. Будто угадав его желание, Леонид Ильич негромко сказал:
— Может, махнем в одно тихое местечко на Петроградской? Отдельный кабинет, чешское пиво, раков привезли!
— Откуда ты знаешь?
— Позвонили друзья, я с ними каждую субботу в сауне моюсь.
С Балуевым они когда-то вместе работали в горкоме ВЛКСМ и давно были на «ты», но последние годы Леонид Ильич подобных предложений не делал, как говорится, соблюдал субординацию…
— А что? Хорошая мысль! — улыбнулся Лапин, — Надоело торчать в пустом кабинете.
— Ты отпусти машину, поедем на моей, — предложил Балуев. «Молодец, не хочет подставлять старшего товарища…»