Поцелуй сатаны

Обедали в два часа. Мужчины с аппетитом хлебали деревянными ложками наваристую уху. Геннадий вытащил огромную белоглазую судачиную голову и стал ее разделывать. Кости и шелуху складывал рядом с тарелкой. Уха получилась прозрачной, вкусной. Интересно, что они скажут про судака по-польски?..

Вежливый Николай похвалил второе блюдо. Тут же с похвалами подключился к нему Чебуран, лишь Гена помалкивал. Не оттого, что ему не понравился обед — Снегову всегда все нравилось, аппетит у него был отменный и съедал он за столом больше всех. И потом, Геннадий как-то уронил, что судак — это такая рыба, которую испортить даже неумелой поварихе невозможно.

Завершили обед чаем. Эта привычка Гены заваривать чай прямо в огромном чайнике не нравилась Алисе, но мужчины предпочитали не возиться с маленьким заварным чайником.

— Я слышал, не только песок, а и чай будут выдавать по талонам, — заметил Геннадий. — Мыло пропало, одеколон весь алкоголики выпили… — он бросил взгляд на ухмыляющегося Чебурана. — Может, скоро и хлеб будут выдавать по карточкам, как в войну?

— Куда же все подевалось? — поинтересовалась Алиса.

Николай бросил на нее удивленный взгляд: обычно Алиса в их разговоры за столом не вступала.

— Говорят, все скупают кооперативщики, — продолжал Геннадий. — Денег им девать некуда, вот и скупают все, что на глаза попадется, а население страдает от этого.

— Уж одеколон-то могли бы почаще выбрасывать в магазинах, — вставил Коляндрик.

— Чтобы такие, как ты, его тут же расхватывали, — улыбнулся Николай.

— Магазин-то не близко, — заметил Коляндрик, — Да и хозяин… — он кивнул на Снегова, — валюту редко на руки выдает.

— Расчет, дружище, осенью, когда кроличью продукцию государству сдадим, — сказал Геннадий.

— Цыплята, считай, все у нас подохли, — стал загибать пальцы на руке Чебуран, — Теперь вся надежда на кролей… А вдруг какая эпидемия?

— Типун тебе на язык! — бросил на него сердитый взгляд Геннадий, — Еще накаркаешь!

— Пчелки наши что-то долго путешествуют, — загибал пальцы Коляндрик, — Кругом все цветет, а мы еще ни одной семьи не получили. И ульев нет.

Пчел ждали из Витебска со дня на день. Удобная площадка для них возле старой кузницы была уже приготовлена, обнесена дощатым забором. Геннадий, приезжая в Новгород, звонил в Витебск и там каждый раз клятвенно обещали выслать пакеты с семьями и готовые домики. Но почему-то не высылали. При нынешней-то бесхозяйственной неразберихе никому ни до чего дела не было. Сейчас в такое разноцветье пчелам на полях самое раздолье, а их все нет и нет.

— Помочь помыть посуду? — предложил Николай, когда все поднялись из-за стола. Коляндрик ушел курить на волю, Геннадий предпочитал полежать с полчаса, а Николай где-нибудь пристраивался почитать. Алиса днем не спала, она уходила гулять или купаться. Последнее время пристрастилась утром и вечером удить рыбу с лодки. Один раз поймала полукилограммового леща, а окуней таскала десятками. Мелкую рыбу отпускала, а что покрупнее, приносила в садке. Геннадий солил и закладывал ее в ведро с рассолом, а потом развешивал на чердаке вялиться.

— Если тебе делать нечего… — ответила Алиса.

Посуду мыли в сенях. Геннадий решил расширить помещение и разобрал заднюю стену, однако, когда с озера нахлынули комары, ему пришлось на скорую руку с Чебураном возводить из досок новую стену с большим окном. Помещение стало просторным и светлым. Здесь стояли два стола с электроплитками, холодильник, в углу умывальник, на стене — полки для посуды и чугунов.

В легком штапельном платье поверх купальника, с пышной прической, Алиса ловко орудовала капроновой щеткой, моя тарелки, вилки, ложки. Николай споласкивал посуду в алюминиевой чашке и протирал полотенцем. Длинные черные ресницы девушки взлетали вверх-вниз, тоненькая загорелая шея трогательно выглядывала в разрезе платья. Это Лидия Владимировна перешила ей из своего, наверное, еще довоенного.

Тонкие руки были обнажены до золотистых плеч. Лицо с маленьким крепко сжатым ртом было сосредоточенным, будто она не посуду мыла, а совершала некое таинство.

— Хочешь, прочитаю из Лорки? — вдруг сказала она и, не дожидаясь согласия, с выражением продекламировала:

По вечерам Персейс тебя срывает цепи,и ты несешься в горы,себе изранив ноги.Тебя не зачаруют

ни плоть моя, ни стон мой,ни реки, где ты дремлешьв покое золотистом.

Несколько раз взмахнув ресницами, подняла на него сияющие глаза:

— Нравится?

— Я тебе сейчас тоже почитаю стихи… — Николай повесил полотенце на крючок, принес из комнаты тонкий журнал, привезенный из Ленинграда.

— Я хорошие стихи на память помню, — заметила Алиса. Она усердно надраивала закопченную сковородку. Иногда на ее белый чистый лоб облачной тенью набегала легкая задумчивость. Глаза становились мечтательными, отстраненными.

Полистав журнал, Николай прочел: