Поцелуй сатаны

— Дело не в названии, — отмахнулся брат, — Пусть наш строй продолжает называться социалистическим, лишь бы народу стало лучше жить, были бы товары в продаже, изобилие продуктов! Мне уже осточертели эти всякие «измы», придуманные век назад, я думаю, что только недалекие люди-догматики цепляются за эти «измы», потому что сами ничего нового не могут придумать и предложить. А того им и невдомек, что и классики марксизма-ленинизма могли сильно ошибаться. Пророки и те на сто-двести лет вперед не могут предсказывать. Может, кое-что для своего времени и было ценным, но потом безнадежно устарело и это естественно. За семьдесят лет советской власти у нас не появилось ни одного руководителя типа Ленина. Зато мертвой хваткой за него цеплялись все руководители. Продолжают цепляться, как за спасательный круг, и сейчас.

— Зато Сталин был… — вставил Николай.

— Такое чудовище могло править и творить жестокости только в нашей стране, — сказал Геннадий. — В цивилизованных странах его бы не потерпели. В революцию уничтожили цвет русской интеллигенции, а позже Сталин выкорчевал с корнем остатки мыслящих, высокообразованных сынов России и создал несколько поколений запуганных, оболваненных, впоследствии одурманенных алкоголем людей, я думаю, это для нынешней молодежи — детей алкоголиков — по радио такие песни, где одна и та же фраза повторяется по двадцать-тридцать раз. Даже осел сможет усвоить…

— Эк тебя разобрало! — удивился Николай, — Раньше ты только о выпивке с такой горячностью толковал, а теперь, гляжу, стал политиком!

— Жизнь заставляет, — усмехнулся брат, — Если власть и впрямь станет народной, то и народ станет политиком. Для кого было стараться? Для чиновников-бюрократов? Так они сами для себя старались. И еще как! Жрали в три горла в то время как люди за самым необходимым стояли и до сих пор стоят в длинных очередях. Партийцев-то в них не видно. Все получали на блюдечках с голубой, точнее, с золотой каемкой и почти задаром, а другим — народу — шиш! Даже без мака. Пишут, пишут, что чиновников у нас почти двадцать миллионов в стране, а значительных сокращений нет. Может, боятся, что безработные номенклатурщики выйдут с плакатами на демонстрации? Село погибает — пусть горожане прямо с демонстраций и шагают в деревню! Тут нет и никогда не будет безработицы, правда, нет и шикарных магазинов, хлеб продают три раза в неделю, нет благоустроенных квартир с ваннами и водопроводом, лишь одну программу ловят убогие телевизоры, иногда вырубают на сутки электричество, у кого холодильник — все портится, да и добраться до настоящих деревень нелегко — полное бездорожье, особенно в ненастье, а так — все хорошо-о, прекрасная-а маркиза-а!

— Не придут в деревню, Гена, бывшие чиновники из управленческого аппарата. Если их все-таки взаправду сократят, они скорее кинутся в кооператоры… Пишут же, что наша бюрократия и даже некоторые партаппаратчики разных рангов берут взятки у кооператоров. Вот к ним и пойдут на службу.

— Мужчины, стол накрыт, — позвала Алиса. — Крикните Коляндрика!

— Я уже тут! — появился из-за дома тот — Алиска, ты не забыла мне налить для аппетиту мои законные, пóтом заработанные сто граммов в зеленый лафитничек?

— Как красиво поет! — улыбнулся Николай. — Прямо соловей.

— На такой жаре пить? — пожала плечами девушка.

— У голодной куме одно на уме… — проворчал Геннадий, — Теперь не успокоится, пока все не выдует!

Ласточка низко, над самыми головами, со щебетом нырнула в гнездо. С озера донесся тяжелый всплеск, будто по крайней мере кит хлопнул мощным хвостом по воде. Наверное, сосед Иван Лукич, проверив сети, перевернул свою лодку, чтобы вылить набравшуюся воду. Небо понемногу затягивали высокие перистые облака. Они были нацелены заостренными носами на запад. У сарая в сетчатой загородке пищали цыплята. Они опрокинули банку с водой, перепачкали друг дружку. А над участком высоко в небе парил освещенный солнцем ястреб.

— Еще одна матка рассыпалась, — звеня соском умывальника, прибитого к столбу, сообщил Чебуран, — Семь штук принесла.

— Уже лучше, — заметил Геннадий, — Лишь бы выжили.

3