Поцелуй василиска

— Ничего такого.

— Тогда попробуйте пошевелить пальцами.

Я послушно отняла ладонь от лица и пошевелила.

— Так, хорошо. Сожмите в кулак, — я повторила. — Теперь прошу ноги в коленях… Высуньте язык… смелее, смелее! Так. Улыбнитесь… отлично! — Ганс откинулся на стуле и поскреб в затылке. — Вижу, все суставы и мышцы в норме.

— Я не каменею? — спросила с надеждой.

Ганс развел руками.

— Как видите, нет. И ничего подобного не предвидится. И это… это поразительно!

Я поежилась, привычно тронула кулон и вскрикнула, он показался мне обжигающе горячим. Опустив взгляд, увидела лунное мерцание, а когда отняла руку, от пальцев почувствовала слабый мятный аромат. Как странно!

Ганс ничего не увидел, только задумчиво пощипывал ленту, вплетенную в косичку, на лице была серьезная задумчивость.

— Это странно, фрау, — сказал он. — То, что на вас не подействовала сила василиска, может значить только одно: проклятие снято.

— А это так? — осторожно спросила я и поднялась на подушках. Слабость отступала, мышцы постепенно наливались силой, и перед глазами больше ничего не плыло.

— Не знаю, — покачал головой Ганс. — Все в этом замке в курсе, что проклятие может снять лишь та, кто полюбит Его Сиятельство всем сердцем. Но вы ведь не любите его?

— Я? Нет! — сдув со лба лезущие в глаза волосы, я свесила ноги с постели. — Еще чего! Просто… я… пожалела его, наверное.

— Пожалели? — Ганс слегка приподнял брови.

Я вздохнула и принялась смущенно разглаживать оборки.

— Пожалуй, да. Там, в комнате с портретами…

— Вы видели его родителей?

— Видела. Мать… и отца, — при воспоминании от разрезанного ножом портрета стало не по себе. — Поэтому Его Сиятельство запрещает входить в эту комнату, Ганс? Чтобы никто не узнал, как он любит свою покойную мать и ненавидит отца?

— Его Сиятельство не привык проявлять слабость, — ответил адъютант. — И на войне, и при королевском дворе неважно, насколько серьезны твои раны. Покажешь уязвимость — порвут на клочки.

— А картины? — вспомнила я. — Пейзажи, наброски… это тоже принадлежало его матери? Или брату?

— Ему самому, — печально улыбнулся Ганс. — Еще будучи лейтенантом в кадетском корпусе Его Величества, Его Сиятельство обнаружил в себе склонность к изобразительному искусству. Проходя служба в Альтарской Империи, он выучился живописи у лучших мастеров. Приняв титул, Его Сиятельству оставалось все меньше времени на искусство, да и проклятие все труднее выдерживать с каждым годом. А после того, как окаменела третья герцогиня Мейердорфская, Гретхен, Его Сиятельство окончательно отказался от прошлого и запер его под замок, чтобы никто не видел, каким он когда-то был и каким больше никогда не станет.

От этих слов по коже снова пополз холодок. Я зябко передернула плечами и сказала:

— Как глупо… просто глупо так заживо хоронить себя. Ненавидеть всех вокруг за ошибки прошлого. И если я не умерла… если проклятие снято… может быть…

— Об этом может достоверно сообщить только Его Сиятельство, — перебил адъютант. — Но герцог не желает никого видеть! Придя в себя, он сразу заперся в покоях!

— Что за ребячество, — закатила глаза я.

— Ох, фрау! — вздохнул Ганс. — Его Сиятельство очень убивался, когда понял, что волей случая едва не убил и вас. Я знаю его достаточно, чтобы гарантировать это.

— Тогда мы должны проверить, снято ли проклятие! — я вскочила на ноги и подалась к дверям. — Немедленно! Сказать ему, что я жива!

— Но ваше здоровье… — попытался остановить меня Ганс, поднимаясь со стула. Я отмахнулась:

— Со мною все в порядке! Недаром любезная мачеха говорила, что вместо того, чтоб зачахнуть, я цвету, как пион! Что, если все ошибались? Что, если есть и другие условия для снятия проклятия? Вашему герцогу не нужно будет больше таиться и хоронить собственное прошлое! И никто из девушек не умрет! Идемте же, Ганс! — я потянула его за рукав. — Идемте!

Я выбежала из комнаты, адъютант за мной.

Было немного не по себе. Как отреагирует генерал, когда увидит меня, живую и невредимую? Почему проклятие не подействовало? Я вспомнила, как что-то лопнуло в тот момент, когда василиск поглядел на меня смертоносным взглядом, и снова рассеянно тронула кулон. Он больше не обжигал, но был теплым и приятным на ощупь. Жюли сказала, что это память о моих родителях. Возможно, в нем кроется какая-то тайна? Или дело в моем иномирном происхождении? Все это только предстояло выяснить, а пока мы шли по коридорам, пульс колотился в такт шагам, и я не думала, что скажу генералу, когда увижу его, а думала о девушках, которые навсегда застыли каменными изваяниями. А еще о том, что едва не стала одной из них.

Мы еще не дошли до дверей, как с улицы донеслись выстрелы. Ганс остановился столбом, а потом рванул к лестнице.

— Куда? — ахнула я.

— Возвращайтесь в комнату! — вместо ответа крикнул адъютант. — Это может быть опасно!

— Вот уж нет!

Я подобрала платье и бросилась следом. За первым выстрелом прозвучал второй, потом послышался звон разбитых бутылок и свист.

Мы пронеслись мимо часовых, и Ганс погрозил одному из них кулаком, прошипев на бегу:

— Куда смотрел, морда? Почему Его Сиятельство упустил?