Повелитель мух. Бог-скорпион

Руки подняли Морис и Роджер.

– Морис…

– Слушаю, Вождь?

– Где у них костер?

– На старом месте, у скалы.

Вождь кивнул.

– Остальным – ложиться спать, как только сядет солнце. А нам втроем, Морису, мне и Роджеру, придется поработать. Выходим перед самым закатом…

Морис поднял руку:

– А вдруг мы встретим…

Взмахом руки Вождь отмел это возражение:

– Мы пойдем вдоль берега по песку. Так что если он явится, мы опять… опять станцуем наш танец.

– Это втроем-то?

Снова поднялся и замер гул.

Хрюша отдал очки Ральфу, и теперь он ждал, когда ему вернут зрение. Дрова были сырые; они уже в третий раз пытались их зажечь. Ральф встал и буркнул себе под нос:

– Нельзя вторую ночь без костра.

Он виновато оглянулся на троих стоящих рядом мальчиков. Впервые он признал двойную роль костра. Конечно, первая его роль – слать вверх призывный столбик дыма; но он еще и очаг и согревает ночью. Эрик дул на дерево, пока оно не занялось и не загорелось. Поднялся бело-желтый вал дыма. Хрюша снова надел очки и, довольный, смотрел на костер.

– Хорошо бы радио сделать!

– Или самолет бы…

– … или лодку.

Ральф поворошил в памяти блекнувшие представления о мире.

– Мы бы в плен к красным могли попасть.

Эрик откинул волосы со лба.

– Лучше бы уж они, чем…

Переходить на личности он не стал, и Сэм кончил за него фразу, кивнув вдоль берега. Ральф вспомнил нелепо мотающееся под парашютом тело.

– Он же что-то насчет мертвеца говорил… – И страшно покраснел, выдав, что присутствовал на том танце. Он весь подался к костру: – Нет-нет! Только не гасни!

– Совсем стал жидкий.

– Еще дерево нужно, хоть и сырое.

– У меня астма…

И – неизбежный ответ:

– Слыхали про твою какасыму.

– Если я бревна опять стану таскать, меня астма схватит. Я сам не рад, Ральф, но тут куда же денешься?

Втроем пошли в лес, принесли охапки гнилых сучьев. Снова поднялся густой желтый дым.

– Давайте поедим чего-нибудь.

Все вместе пошли к фруктовым деревьям, за хватив с собой копья, и торопливо, молча, долго набивали животы. Солнце уже садилось, когда они вышли из лесу, и только угли дотлевали в золе, и дыма не было.

– Я больше не могу ветки таскать, – сказал Эрик. – Я устал.

Ральф откашлялся.

– Наверху костер у нас все время горел.

– Так тот маленький был. А здесь большой нужно.

Ральф подкинул в костер щепочку и проводил взглядом качнувшуюся в сумерках струю.

– Надо, чтоб он горел.

Эрик растянулся плашмя.

– Нет, я совсем устал. Да и какой смысл?

– Эрик! – выкрикнул Ральф. – Ты не смей так говорить!

Сэм встал на колени с Эриком рядом:

– Точно. Ну какой, какой смысл?

Ральф негодуя старался вспомнить. С костром было связано что-то хорошее. Что-то потрясающе важное…

– Ральф вам уже сто раз говорил, – проворчал Хрюша. – Как же вы еще хочете, чтоб нас спасли?

– Именно! Если у нас не будет дыма…

И он сел перед ними на корточки в загустевших сумерках.

– Неужели вы не понимаете? Что толку мечтать о лодках, о радио?

Он вытянул руку, сжал кулак.

– У нас только один способ отсюда выбраться. Кто-то там пусть играет в охоту, пусть добывает мясо…

Он переводил взгляд с одного лица на другое. Но в минуту наивысшего подъема и убежденности вдруг этот занавес заколыхался у него в голове, и сразу он совершенно сбился. Он стоял на коленях, сжимал кулак, важно переводил взгляд с одного лица на другое… Наконец занавес снова взвился.

– Ах, ну да. А наше, значит, дело – дым. И чтоб побольше дыма…

– Но не получается же у нас! Смотри!

Костер догорал.

– По двое – следить за костром, – бормотал про себя Ральф. – Это выходит по двенадцати часов в сутки…

– Ральф, мы больше не можем таскать дрова…

– Темно же…

– Ночь же…

– Мы можем его зажигать каждое утро, – сказал Хрюша. – В темноте дым никто никогда не увидит.

Сэм убежденно затряс головой.

– Другое дело, когда костер был…

– Наверху.

Ральф встал, чувствуя странную беззащитность перед давящей тьмой.

– Ладно. Пусть ночью не горит.

Он пошел к первому шалашу, который еще стоял, хоть и шатался. Груды листьев лежали тут, сухие и шумные на ощупь. В соседнем шалаше малыш говорил со сна. Четверо старших залезли в шалаш и зарылись в листья. Близнецы легли рядышком, Ральф с Хрюшей – в другом углу. Листья долго шуршали, скрипели, пока они устраивались на ночлег.

– Хрюш.

– У-у?

– Ты как – ничего?

– Да ничего вроде.

Наконец – только изредка шорох и хруст – в шалаше стало тихо. За низким входом висела утыканная звездами чернота, и с полым гулом набегали на риф волны. Ральф, как всегда по ночам, стал играть в «вот если бы»…

Вот если бы их отправили домой на реактивном, они бы уже к утру были на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом поехали бы на машине. Нет, для полного счастья лучше на поезде. И прямо бы до Девона. И опять бы в тот дом. И дикие пони опять подходили б к забору и заглядывали бы в сад…

Ральф беспокойно завертелся под листьями. В Дартмуре вообще дико, вот и дикие пони. Дикость его больше не привлекала.

Мечты повернулись к обузданной прирученности города, где нет места дикарству. Что может быть безопаснее автобусной станции, там колеса, там фонари… Уже Ральф танцевал вокруг фонаря, и автобус полз от стоянки – странный автобус…

– Ральф! Ральф!

– А? Что?