Повелительница Мордора

Топить в этом напитке свои переживания, было теперь моей главной привычкой. Друзей это слегка напрягало. Однажды, ведя в бой боевой косяк назгулов, я, сильно напившись накануне, дважды чуть не выпала из седла. Чаки прятал от меня бутылки, ругался, но ничего не помогало. Наутро, громко икая, я мучалась головными болями, на душе было гадко и стыдно. Страшная депрессия крепко связала меня нитями безысходности, даже родные стены не помогали. Вернувшись в Мордор, я затосковала, и странные вещи стали происходить со мной. Например, только вчера попросила прощения у Заи за свою грубость, при этом исподтишка поймала её хвост и с наслаждением отдавила.

Теперь, после завоевания Мории, наши финансовые дела значительно поправились. Появился достаток, и ребром встал вопрос о денежных знаках. Не долго думая, я достала из башни сокровищ старые кожаные листочки, на которые не польстились даже заморенные мыши, нарисовала на них свой портрет и дала название — один эльфар. В народе их быстро обозвали фарики. Потом, наловив художников, произвела денежную реформу. Одно настораживало: малюя мой облик на купюрах, они каждый раз выделяли длинные уши. Я злилась и обещала сварить их в кипятке. На что они резонно отвечали, что предпочитают масло. Масла было жаль. По номиналу один эльфар приравнивался ста руанским рилли. Почему, не знаю. Но эта мысль, придя мне в голову, тотчас решила все сомнения.

Разграбив несколько королевств и затем взяв их под защиту, я наконец смогла заказать эксклюзивную коллекцию "От Даера для темных королев". Но роскошь черного бархата, отливающий ночной свежестью атлас и вычурность парчи совершенно не радовали меня.

– Так надо, — говорила я себе, затягивая ленты корсета. Зая, свесившись с плеча, помогала мне, как опытная камеристка. С содроганием, она косилась на перчатки змеиной кожи.

– Неплохая кожа, — шипела я, — когда протрется, знаю, где взять заплаточки. — Намотав змею на руку, я рассматривала её спинку — с годами рисунок только улучшается.

– Никакого почтения к старости, — единственная фрейлина прорабатывала способы побега.

С каждым днем мне становилось все хуже. И когда приехал лучшей лекарь Средиземья, я была уже давно серьезно больна.

На границе его встретил Байрак. Ведя колдуна по главной дороге, он тщетно пытался оправдать меня.

– Это все депрессия. — Говорил он. — Вы не думайте ничего плохого, мы и на войну тоже ходим, вот только третьего дня ходили, а к концу месяца опять собираемся, сейчас нельзя, у нас весенне-посевной сезон, все орки заняты, но как только, так сразу и пойдем.

Мордорская пустыня утопала в белых розах, везде, сколько хватало взгляда, горделиво покачивались дивные цветы, шепча что-то на только им понятном языке, белоснежные лепестки слабо трепетали от малейшего движения многочисленных садовников, вооруженных новенькими лейками с длинными носиками. За морем цветов поднимался молодой сад, здесь царили персики и груши, вишня и экзотической плод верлиока, сок коего заменял кровь, и всем здесь хватало места и доброго ухода. Цветущие лианы бежали вдоль усыпанных чистым речным песком дорожек. Меллорны под окнами и лилии у входа…

Волшебник загадочно улыбнулся.

– И давно у вас так?

– Давно. Приступы доброты мучают её не давая передышки. Вчера весь день мыла полы в тронном зале. Чаки дважды прятал ведро с водой. Так она безропотно ходила за другим. Никого не убивает. Отменила пытки. По ночам тайно бегает в темницы и просит прощения у осужденных. Несколько раз выпускала заключенных домой, на побывку. А вы видели наши тюрьмы? Комфортабельные просторные покои со всеми удобствами — она ухнула на них годовой бюджет Мордора. Говорит, что если этим беднягам придется провести всю жизнь в застенках, то она хочет, чтобы пребывание там было наиболее удобным. Этим наглецам так нравится у нас жить, что они всегда приходят обратно, ещё и родственников приводят. Нам теперь уже не надо воевать: в плен сдаваться идут целыми армиями, очередь стоит. Трехразовое питание, лечение, бассейн с сауной, кефир на ночь. Мне не жалко фариков. Но как же наша репутация темных сил? Что вы на это скажете?

На пороге новенького, как с иголочки, дворца, их встречают.

– Все очень плохо доктор. — Теперь уже Валентин вел лекаря в подвальные помещения. Запах готовящихся кушаний приятно взволновал ноздри мага. Испуганные пещерные человечки бросились врассыпную от двери, где они занимались самым неприличным делом — подглядывали в замочную скважину.

Напевая, я пекла пирожки, измазавшись в пушистой муке, раскатывала тесто и, вырезая ятаганом ровненькие кружочки, лепила маленькие ватрушечки.

– Вы видите доктор? Что это? — Отчаяние и тревога слышались в голосе Валентина, и не выдержав вида моих страданий, он прошел на кухню.