— Это потому, что у тебя кореша хорошего нет. А что сперла-то?
— Книги из нашего книжного магазина. Там только-только завезли, продавщицы под прилавок спрятали для блатных, а я все у них оттуда вытащила. Я часто в книжный раньше ходила. Всю эту кухню хорошо изучила. Приглядела, где они товар прячут, все по минутам рассчитала. Они бы мне все равно книжки из-под прилавка не продали, даже если бы у меня такие деньги были. Матери только детективы достают, а я их читать не могу.
— Да что толку от книжек?
— А от пельменей?
— Ну, спросила! Я ими обоих братьев младших накормил! А книжки твои, небось, про Васька Трубачка были, враки какие-нибудь пионерские. Видел я, какие наши девки книжки читают, самая толстая книжица — про борьбу итальянских пионеров с наводнением на реке По. Дуры!
— Нет, в том-то все и дело, что эти книжки были чудесные: Стругацкие, "Испанская баллада" Фейхтвангера, "Три товарища" Ремарка. Я, Волков, если на дело пойду, то не из-за пельменей, поверь. Особенно, до боли жалко здоровенную книгу "Мифы Древней Греции" с гравюрами Гюстава Дюре. Ее трудней всего было тащить из-за формата.
— Так что было казниться-то так, Ткачева? Ты ревешь, что ли? Сперла бы, и никто бы на тебя в жизни не подумал! Учишься хорошо, не хулиганишь уже совсем, папа — инженер, мама — врач, на буксире всякую сволочь тянешь, в хоре поешь! Я бы на твоем месте все магазины в округе обчистил!
— Не смогла, значит. Не приучены мы, красть-то.
— Зато задатки у тебя хорошие, немного только поработать над собой, и как по маслу пойдет! Ткачева, с твоей головой ты можешь и паханом, и вором в законе быть!
— Не уговаривай, не смогу.
— Сытая ты, Ткачева! А вот посидела бы голодом, как я. А каково, думаешь, мне было, когда у меня прошлой осенью вшей при всем классе нашли? А когда я сытый, ко мне ни одна вша не подходит! А в этом пальто девчоночьем ходить? Таньку в таком пальто в кино не поведешь, только под лесенку.
— Опять ты за свое. Так, геометрию закончим, историю учить начнем. Ты эту рубашку снимай, она у тебя грязная, и все равно тебе сейчас не понадобится, сейчас ты свитер папин наденешь и на дело пойдешь, пока я ее стираю.
— Ты чо, Ткачева?
— Пойди и аккуратно выстави стекло из двери нашего подъезда. Вместо него эту фанерку вставь. Стекло только вчера поставили, у нас такие девочки, что уже вечером выбьют. А у меня в фортке на кухне наружного стекла нет. Давай, давай шевелись! Размеры я все прикинула, проходит — идеально! Рубаха на балконе к школе высохнет, я ее вместе с брюками поглажу, заодно и тебя научу.
За кражу стекла, водопроводных ключей и еще кое-чего по мелочи Варя испытывала неудобство не столько за сам факт воровства, сколько за то, что Волков теперь вовсю над ней потешался и звал обтрясти кошелки с питательной снедью, которые, за неимением у подавляющих масс холодильников, украшали почти все окна кухонь их дома. Правда, на некоторых окнах вместо кошелок были набиты фанерные ящики, из них Волковским металлическим крючком уже было бы трудно что-то стащить. Варя пригрозила Волкову, что проведет с ним профилактическую беседу ремнем на этот раз о вреде воровства. Это развеселило мерзавца еще больше. Волков доказывал, что когда он крадет еду, то это вовсе и не воровство, а способ жизни. А когда Варя крадет стекло, то это воровство настоящее, пусть стекло и как бы ничейное. Так пусть ничейное стекло лучше врачихины близнецы выбьют? А так — в подъезде теперь фанерка аккуратная от ящика посылочного, адрес на ней Варя аккуратно срезала ножиком. И на фанерку никто не позарится. Нет, в этом Варя не видела ничего особенного, и душа ее была тут совершенно спокойна. Все ничейное должно быть чейным, иначе пропадет! Никакое это не воровство! И пройти мимо стекла в подъезде, когда сами всю зиму на кухне без него мерзли, это глупость. И ее самая честная в мире бабушка даже ругалась как-то на ихнего председателя колхоза: "Дурак! Как есть дурак! Ни украсть, ни покараулить!"
От сложных размышлений у Вари все перепуталось в голове, поэтому она нашла компромисс: "Ты, Волков, захочешь пожрать, так больше не воруй, а лучше ко мне заходи. У нас всегда борщ есть и картошка. Яйца матери с птицефабрики достают, там вся бухгалтерия беззубая. Я буду сразу готовить и на тебя, я маме объясню, что это — для дела".
— Ткачева! Ты как-то сортируй братву! Я с первого дня нашей Семеновне пригрозил, что журнал классный сожгу, если она твоей мамке расскажет, что меня к тебе на буксир сунули. Ты, надеюсь, предкам еще про меня не сказала?
— Ну, я не сказала, что это конкретно ты. Я просто сказала, что ко мне ходит одноклассник уроки учить. Они воспринимают положительно, особенно после того, как ты вставил плафон в ванне. И они все время на работе. Нет их! Так что приходи просто так, покушать.
— Ненормальная ты, Ткачева. Ладно, зайду. Но я, на всякий случай, всем говорю, что к Афоне иду на пятый этаж в карты резаться.