Поверхностное натяжение

– Зачем нам вообще было ограничивать себя планетами, похожими на Землю? – спросил Горбел. – Я, конечно, многого не знаю об этом месте, однако известные нам климатические характеристики вовсе не свидетельствуют о том, что это оптимальный для человечества мир.

– Это несомненно, – сказал Хоккуа, хотя, как обычно, Горбел не мог и предположить, с какой частью его реплики Хоккуа действительно согласился. – Нет никакой ценности для выживания, если привязать расу исключительно к одним лишь характеристикам. Единственное, что имеет смысл, – это развиваться вместе со вселенной, чтобы не зависеть от таких вещей, как старение миров или взрыва их звезд. И посмотрите на результаты! Человечество существует сейчас в таком множестве форм, что униженные и оскорбленные всегда смогут найти для себя уютное убежище. Это огромное достижение – по сравнению с ним древние споры о верховенстве формы уже ничего не значат.

– Почему же? – спросил Горбел, тогда как его второе «я» говорило: «Ага! Он, наконец, почувствовал враждебность. Приспособленный человек бывшим не бывает, поэтому он всегда бьется за равные права с людьми, имеющими изначальную человеческую форму. Но это тебе не поможет, слюнявый тюлень-бюрократ. Ты можешь спорить всю свою оставшуюся жизнь, но твои вибриссы всегда будут подрагивать, когда ты говоришь.

И очевидно, что ты просто не в состоянии заставить себя заткнуться».

– Вам, как военному, в первую очередь должны быть очевидны военные преимущества, – искренне добавил Хоккуа. – С помощью пантропии человечество покорило тысячи миров, которые в противном случае оставались бы совершенно недоступными. Это значительно повысило наши шансы стать властителями галактики, занять ее целиком, не отбирая при этом планеты у других существ. Оккупация без незаконного овладения собственностью и уж точно без кровопролития. Однако если какая-либо раса, отличная от людей, взрастит в себе имперские амбиции и попытается аннексировать наши планеты, она окажется в подавляющем меньшинстве.

– Это правда, – сказал капитан Горбел, заинтересовавшийся разговором, несмотря на свою предвзятость. – Наверное, хорошо, что мы так оперативно сработали в самом начале заселения галактики. Прежде чем кто-либо другой додумался до этого метода, я это имею в виду. Но почему именно мы? Казалось бы, первыми существами, которые смогли бы изобрести пантропию, должны быть те, у которых она уже существовала в той или иной форме, если вы понимаете, о чем я.

– Не совсем, капитан. Прошу, приведите пример…

– Как-то раз мы проводили разведку в системе, где существа занимали две разные планеты попеременно, перемещаясь туда-сюда, – сказал Горбел. – Их жизненный цикл состоял из трех различных форм. В своей первой форме они зимовали на внешней планете. Затем они меняли форму на ту, что позволяла им пересекать космическое пространство в чем мать родила, безо всяких кораблей, после чего весь остаток года они проводили на внутренней планете, уже в третьей форме. Затем снова принимали вторую форму и перемещались на более холодную планету.

Довольно трудно это описать. Но суть в том, что они не сами придумали себе такую жизнь, все было вполне естественно. Так уж для них расстаралась эволюция, – он бросил взгляд на Авердора. – Во время периода роевого перелета навигация в тех местах была довольно-таки сложным делом.

Авердор не клюнул на приманку.

– Понимаю. Я с вами совершенно согласен, – сказал Хоккуа, кивнув с комически-задумчивым видом, – однако позвольте заметить вот что, капитан. Если они что-то умеют, это еще не означает, что в них возникнет желание довести это умение до совершенства. О, я тоже видел существ, похожих на описанных вами. Существ, которые отличаются полиморфизмом, сменой пола у всего поколения, насекомоподобными метаморфозами и так далее. Есть планета под названием Лития, около сорока световых лет отсюда. Доминирующие существа на ней проходят эволюционную рекапитуляцию после рождения, а не до него, как люди. Но почему они должны считать изменение своих форм чем-то особенным, к чему необходимо стремиться? В конце концов, это стандартная рутина их жизни.

На командном пункте зазвенел звонок. Хоккуа тут же встал. Его движения были точными и почти изящными, несмотря на бочкообразную форму.

– Засим завершается день, – бодро сказал он. – Капитан, благодарю за вашу обходительность.

И ушел, переваливаясь из стороны в сторону. Однако, что не подлежало сомнению, завтра он опять будет здесь.

И послезавтра.

И на следующий день, если только экипаж не вымажет дегтем и не обваляет в перьях этих надоевших всем тюленей.

«Если бы только эти проклятые приспособленцы, – рассеянно думал Горбел, – не так нагло пользовались своими привилегиями!»