С цветами. С конфетами. И железную дорогу Леониду привез, о которой он давно мечтал, только на маму это не действовало.
– Ты понимаешь, что разводом убьешь его карьеру? – дед злился, только не понять на кого, на маму или на зятя.
– А он думал о карьере, когда решил сойтись с этой девкой? Или, может, обо мне думал? Да что там… обо мне он никогда не думал. Так почему я должна беспокоиться о его карьере?
От ссор, от разговоров этих Леониду становилось дурно. Но о нем вдруг позабыли, все, даже мама, которая прежде, случалось, надоедала постоянной своею заботой.
– Он знает мои условия, – ответила она деду. – Примет, я дам ему шанс. А нет… я не хочу больше мучиться. Я еще живая…
Что за условия такие, Леонид не знал. Но отец их, очевидно, принял, если мама решила вернуться. Правда, дома все изменилось. Нет, внешне-то оставалось по-прежнему, разве что отец теперь возвращался рано и в командировки почти не уезжал. А если уезжал, то мама ему звонила, чего никогда прежде не делала. И разговаривала так… вроде ничего плохого и не говорила, напротив, расспрашивала обо всем, но Леониду от самого тона ее ледяного становилось неуютно.
Отец был мрачен.
Он садился за стол и ел, не глядя, что ест. И мамину стряпню больше не нахваливал, а после ужина заваливался с книгою на диван или телик включал, смотрел что-то… не проверял дневник, не рассказывал забавных историй, как прежде… он вообще будто забыл, что у него есть сын.
И Леонид понял – это из-за той, другой, семьи.
И сестры, имени которой он не знал. Тогда он сестру эту возненавидел, потому что, не будь ее, все осталось бы как прежде. А прежде ему было лучше…
А потом отцу дали повышение, в Москву.
– Все изменится, – пообещала мама, целуя Леонида. – Вот увидишь.
И не обманула.
В Москве было иначе… многое, начиная от самого города, до того огромного, что это не укладывалось в голове Леонида, и заканчивая отцом. Он вновь стал прежним.
Почти.
И пропадал вечерами. И возвращался веселый, расспрашивал Леонида о том, как у него дела… шутил… а мама мрачнела, но молчала…
А потом появилась эта девчонка.
Леонид по сей день не знал, кто рассказал ей, куда они уехали. И вообще, как она добралась до Москвы. В тот вечер он, уже не школьник, а студент-искусствовед, третьего курса, остался дома один. Мать с отцом уехали в санаторий и вернуться должны были через два дня. Эти два дня Леонид намеревался провести если не с пользой, то всяко с удовольствием. Была у него подружка, которая с готовностью отозвалась на приглашение повеселиться… и потому дверь Леня открывал без задней мысли, но вместо Маринки увидел незнакомую девчонку. Грязную девчонку.
– Тебе чего? – Леонид понятия не имел, как вести себя с нею. – Квартирой ошиблась?
– Не-а, – девчонка сплюнула и уставилась на Леонида. – Вот ты, значит, какой, братец…
– Чего?
– Брат ты мне, – с явным удовольствием произнесла она. – Единокровный. Папаша у нас один, а мамки разные…
– Тебя что, мать… – Леонид вдруг вспомнил тот, позабытый уже, разговор. И то, что за ним последовало. И сейчас, взрослым, он ясно осознал, чем грозит появление этой девицы. – Послала?
– Не трясися… и в хату пусти. Или на радость соседям говорить станем?
Девица, не дождавшись приглашения, проскользнула в квартиру. Огляделась.
– Шикарно живете…
– Обыкновенно.
– Ага… пой кому другому. Я Ольга. Можно Олькой, но только не Оленькой, – она протянула чумазую ладонь. – И успокойся, мамаша моя ни сном ни духом… небось весь мозг выела бы, если бы узнала, куда собираюсь.
В ней не было ничего от отца.
Разве что глаза темные. И уши, аккуратные, прижатые к голове. Отец смеялся, что его природа наградила женскими ушами, наверное, компенсации ради, потому что все остальное было мужским.
– Уходи.
– Поздновато, ты не находишь? – Уходить девица явно не собиралась. Она стянула уродливые ботинки и пальцами пошевелила. – Папочка где?
– Какое тебе дело?!
Леонид лишь порадовался, что ни отца, ни матери дома нет.
– Обыкновенное, – огрызнулась она. – Обнять хочу. Столько лет не виделись…
И в квартиру пошла. Она обходила комнату за комнатой, а в гостиной остановилась перед стеной, на которой фотографии висели. Мама сама их отбирала из семейного альбома… вот они с отцом в Гаграх… а вот – в Будапеште… и на море, уже все втроем… и на даче у старых друзей.
– Прикольно, – оценила Ольга. – Прям идеальное семейство. Аж глядеть тошно.
– Если тошно, то не гляди.
– Больно надо… – но не отвернулась. Она вглядывалась в эти снимки жадно, с завистью.
– Отца нет, – наконец нашелся Леонид. – И приедет он дня через два…
Он очень надеялся, что у девицы нет этих двух дней, но она кивнула:
– Хорошо, я подожду.
– Здесь?!
– Могу и на вокзале…
– Слушай, – Леонид спохватился. – Лет тебе сколько?
– Четырнадцать… покормишь?
Она была… не наглой, хотя и наглой тоже, но скорее уж уверенной на грани самоуверенности. И перед этой уверенностью он терялся. Ко всему Леонид считал себя неплохим человеком. А неплохой человек не выставит сестру, пусть даже незваную, ночью… в чужом городе.
В четырнадцать-то лет.
– Иди на кухню, – сказал он со вздохом.
Леонид тер пальцы, и они покраснели.