Поверженный демон Врубеля

– Что расскажешь?

– Кто Гошку грохнул… я все видела.

Стас не особо поверил, но деньги выложил. Не та сумма, из-за которой стоит спорить. Благо, предвидя подобный поворот, он озаботился наличкой.

– Хороший ты, дядя, – восхитилась Евгения, деньги убирая в лифчик. – Сразу мне понравился. А было все так…

Женька всегда знала, что рождена для лучшей жизни, во всяком случае, не такой, как у мамки. Что та видит? Целыми днями горбатится на чужих людей… ладно, пускай не на чужих, Мирослава мамке вроде как теткою родной приходилась, да что толку с того родства? Вот уж кто жил барыня барыней.

Вставала поздно.

Кофей пила. И шла в кабинет, типа, работать. А той работы – не полы с лестницами драить, но бумажки перекладывать. Женька видела. И стол огроменный, и бумажки эти, и Мирославу, которая сидит, уставившись то в одну, то в другую, типа, думает. Женька тоже так думать умеет, выпучит глаза, чтоб, значит, оно серьезней думалось.

Не сложно.

А беспокоить тетку не велено.

Отвлекается она… только это Женьке не велено, а вот Гошке можно. Ему вообще все можно, что в уличной обуви по коврам ходить, что обувь эту кидать, где захочется, что ноги на стол класть… или вот Женьке с кухни носу высунуть не моги, когда ест. Накрошит, мол, измажет чего… а он схватит кусок колбасы или чаю себе плеснет, а после кружку на столик полированный бухнет. И там, конечно, пятно остается. Кто виноватый?

Мамка, что не уследила.

А Гошка просто творческий человек, рассеянный… ага… хрена с два. Что с Гошкою не ладно, Женька сама доперла, и раньше прочих. Подсмотрела, как он порошок нюхает. Она-то скоренько сообразила, что за порошок такой, но никому не сказала.

Пускай.

Вот донюхается он, чтоб мозги расплавились, тогда и упекут в дурку до конца дней. И квартирка вся эта, с добром, которого немало, мамке достанется.

Женька полагала, что сие справедливо. Мамка же за квартиркой следит. Полы драит. Пыль метет. И вообще, каждый день там пропадает, а порой и Женьке велит помогать.

Шепчет.

– Веди себя хорошо. Старайся. Тогда Мирослава тебя полюбит.

Несмотря на юный возраст, Женька четко представляла, какой должна быть, чтоб получить теткино одобрение: милой и старательной.

Услужливой.

Улыбчивой.

И у нее получалось.

…Кофе сварить, до которого Мирослава, несмотря на больное сердце, была большою охотницей.

…Газетку поднести.

…Спросить, не устала ли дорогая тетушка…

Или еще чего такого, небось язык не сотрется, корона не свалится. А тетка глянет на Женьку ласково, похвалит… когда и подарок поднесет. Нет, большею частью ерундень какую, навроде тетрадок красивых или вот кошелька с кошечками, будто Женька дите какое. Но порой перепадали знатные вещицы. Сумка там итальянская или сапожки на каблучке, каких ни у кого в классе не было. И деньгами тетка не обижала, говорила:

– У молодой девушки есть свои потребности.

Да, когда б не Гошка, жизнь была бы шоколадом.

Когда после первого Гошкиного срыва тетка угодила в больничку, Женька старательно таскала ей банки с бульонами да кашками, читала книгу, гладила вялую руку и слушала причитания, что, мол, бедного мальчика обманом вовлекли… ага… бедный… как же… небось жил, как сыр в масле катался, все-то у него имелось… мобилы за последний год четыре посеял, и тетка ни словом не попрекнула, новую покупала. И про тачку заговаривала, чтоб, значит, на права учиться шел. И денег совала без меры.

Досовалась.

Но эти мысли Женька оставляла при себе. Втайне она надеялась, что в клинике своей Гошка сгинет, и останется Женька единственною опорой и надежей. Вот тогда-то тетка заберет ее у мамки, поселит в Гошкиной комнате и будет одевать-наряжать да баловать.

Откуда взялась такая уверенность, Женька не знала. Да и не задумывалась, главное, что она почти уже свыклась с тем, что вскоре Гошки не станет. А он, паразит этакий, взял да и выписался из клиники.

– Ненадолго, – хмыкнула Женька.

Эта девица с плоским лицом пребывала в счастливой уверенности, что весь мир создан исключительно для удобства ее особы.

– Ваша мать помогла ему сорваться?

Она насупилась, но, вспомнив о полученных деньгах, кивнула.

– Не сразу. Сначала он сам… раз и другой… а потом… ну какая разница, кто ему дозу даст? Свинья грязь везде найдет. А мамка, она… ну прикиньте сами, вдруг бы чего приключилось? Егор Станиславович вечно летает. Самолеты ж падают. Или заразу какую подхватить мог бы. Он вообще старый. У нас сосед вон молодым был, и бац, помер. Что-то там в башке лопнуло, и каюк. Вдруг бы и у него тоже лопнуло? Тетка вообще больная вся… не сегодня завтра на погост… и что бы тогда?

– Что? – поинтересовался Стас, которому самому стало любопытно.

– А все досталось бы Гошке. И квартирка. И деньги. Он бы мигом прогулял… а мы с мамкой куда? На помойку? Нет уж… Гошка сам ширяться стал. Вот пускай себе и ширялся.

– В последний раз тоже она? Когда он с крыши прыгнул.

Женька поджала губы, и лицо ее некрасивое сделалось еще более некрасивым.

– Хотите мамку под статью подвесть?

– Хочу понять, что произошло. А мамка твоя уже не подсудна.

Стас выложил еще сотню.