– Кто ж знал, что оно так от выйдет? Тогда-то праздники были… ну и Зинка умотала к детям. Небось осталася бы, но свекруха ейная позвонила, лаялись крепко, вся хата слышала. Вот Зинка и собрала манатки. А там и Галька к кавалеру отчалила. Морду расписала, сама расфуфырилася… мы с Ивашкой вдвоем остались. Но тут мне хозяин звонит, что, типа, выйди на сутки… я и вышел. К Ваньке, помню, заглянул. Он сидит весь такой задуменный… бутылек полный перед ним, а он… еще на меня глянул. А глаза светлые-светлые, прям как на иконе! И говорит, прости, друже Жорик, ежели причинил я тебе обиду какую… и бутылек дал. В честь праздника… я еще подивился. Ладно, когда б налил там, это нормально, а целую бутылку… но я принял. Каюсь. Слаб. Он мне так, с усмешечкой, мол, жаль мне тебя, Жорик, за водкой душу свою губишь. Я-то и обиделся. Гублю, стало быть… а он, значится, святой… Ивашка мне, бросай, мол. Я бросил, и ты сможешь. Ну я и пошел… сначала на работу… сутки пришлося… потом с приятелями посидели… то да се… домой заявился когда, не помню. Вот честно, водка во всем виновата проклятущая… жизни лишила, разум отняла…
Это Жорик говорил с причитаниями, порой повизгивая, но вновь жалости к нему у Стаса не появлялось, скорее брезгливое раздражение.
– А там… деньки-то теплые стояли… и пованивать стало с комнатушки… это Зинка почуяла. Она ж и хай подняла, что Ивашка все засрал… ага, а у самой, можно подумать, чистиня лютая. Но Зинка если во что упрется, то со своего не слезет. В ЖЭС звонила, в полицию… вызвала, чтоб, значит, дверь ломали. Оне и сломали, а там Ивашка лежит… и бутылка рядом… и все, мертвый. Уж несколько ден как мертвый.
Жорик вновь всхлипнул.
– В тот день, как бутылку мне отдал, и помер… и главное, ежели б я остался, то вдвоем… Ивашка никогда один не пил. Примета дурная… а тут вот… и знаете, чего думаю?
– Чего? – мысли Жориковы Стасу были малоинтересны.
– Это картина его… ну или баба… не захотела деньгу отдавать, вот и сунула отравы. Небось решила, что никому до Ивашкиной смерти дела не будет…
– А картина?
– Пропала, – шмыгнул носом Жорик. – Как есть пропала… об ей не сразу и вспомнили… Зинка-то мигом комнату Ивашкину прибрала… думала, что для себя… а я ж Вальке позвонил, и она приехала. Как Зинка верещала! И про долги, и про то, что Ивашка комнату на нее переписать обещался… только не вышло у ей… вещей повыносила… Комод. И стулья. И так, по мелочи. Оне недорогие были, но ей же с паскудским ее характером хоть чего уцепить.
Жорик вздохнул:
– А вы ту бабу найдитя, она виноватая, больше некому. Сгубила человека… ни за что сгубила…
В коридоре пахло котлетами, но не домашними – школьными, сделанными не то из мяса, не то из бумаги. И запах этот, донельзя знакомый, но меж тем отвратительный, вызывал тошноту.
– Наговорилися? – с немалым интересом спросила Галька, выглянув в коридор. – Чего он вам натрепал? Алкашина несчастная… котлетку хотите?
– Нет, – искренне сказал Стас.
– Как хотите, – Галька ничуть не обиделась. – А вам чего за Ивашку надо? Тоже алкаш, только тихий… незлобивый был. А еще ответственный, коль денег займет, то и вернет потом… картинками торговал… да вы заходьте, я все расскажу, чего надо…
На кухне было чадно.
Дымила сковорода на старенькой плите, и приоткрытое окно не справлялось с дымом. На окне этом болтались грязные тряпки занавесок. На подоконнике медленно помирал кактус.
– Присаживайтесь, – Галька окинула Стаса совсем иным взглядом, прицениваясь будто. А вот Людмилу и не заметила. – Так чего вам до Ивашки… я его хорошо знала. Росли вместе…
Людмила наклонилась к самому уху Стаса.
– Я пойду с племянницей побеседую, а ты… в общем, не теряйся, – и ободряюще так по плечу похлопала. Издевалась?
Не похоже.
Та Людочка из прошлого никогда ни над кем не издевалась. Она и шутить не умела, всегда оставалась предельно серьезной. Ее губ, поджатых, точно Людочка боялась ненароком сболтнуть лишнего, редко касалась улыбка. А глаза не улыбались вовсе, и потому улыбки казались фальшивыми.
Людмила выскользнула с кухни.
– Родственница вашая? – Галька стянула с волос косынку и тряхнула крашеной копною. – Или как?
– Или как…
Это Галька пропустила мимо ушей. Она уже успела разглядеть Стаса. Оценить. И оценкою этой осталась совершенно довольна, как и перспективой будущих их отношений. Это Стас увидел по глазам, темным, густо накрашенным.
Стало не по себе.
– Так что вы про Ивана знаете?
– Говорю ж, тихий был… незлобивый… попивал, конечно. Да у нас все мужики попивают. Редко встретишь человека, который себя блюдет, – Галька окинула Стаса весьма выразительным взглядом. – Где уж женщине свое личное счастье найти.
И наклонилась, демонстрируя внушительных объемов грудь.
Демонстрация на Стаса впечатления не произвела, что Гальку, бесспорно, огорчило.
– Я, за между прочим, в больнице работаю. Старшей медсестрою…
– Взятки берет! – всунулась Зинка, которая на кухню вошла с кастрюлькою.
– Шла бы ты…
– Сама иди. Кухня обчественная… у меня тоже права имеются! Я их знаю!
– Дура…