Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909

Мы с Ангелом Ивановичем вели в то время очень уединенный образ жизни. Этому было много причин. Он вообще был человек крайне замкнутый, не нуждающийся в людях, особенно когда у него была захватывающая работа и большая семья, чего до тех пор он был лишен.

Я, наоборот, всегда отличалась общительностью и чувствовала потребность в людях, конечно, близких мне и симпатичных. Но в эти годы меня слишком поглощали дети. Каждые два года у меня рождался ребенок, год уходил на кормление. При этом поддерживать интенсивные отношения со знакомыми оказывалось довольно трудным.

Кроме того, сам по себе детский мир с весьма своеобразными особенностями каждого ребенка поражал и глубоко интересовал меня. До тех пор мне никогда не приходилось иметь дело с маленькими детьми. Росла я единственным ребенком в семье, а когда выросла, дети интересовали меня гораздо меньше, чем многих моих сверстниц. Теперь я вдруг поняла, какой громадный интерес представляют эти несмышленые детеныши, на глазах превращающиеся в маленьких людей с такими ярко выраженными индивидуальностями, такие разные при одинаковой наследственности и одной и той же обстановке. При этом влиять на эти индивидуальности оказалось чрезвычайно трудно, почти невозможно. Особенно заинтересовала меня проблема наследственности, переплетающаяся и перекрещивающаяся. Иногда в ком-нибудь из детей меня неожиданно поражала определенная черта сходства даже не с родителями, а с кем-нибудь из дядей, тетей или дедушек.

Любопытно было тоже наблюдать разницу во вкусах, интересах и характерах между девочками и мальчиками. У нас в семье был только один мальчик, родившийся последним после трех сестер. Можно было думать, что три девочки, жизнь которых уже в известной мере определилась к тому времени, как он стал выходить из младенчества, втянет его в круг их занятий и интересов, тем боле, что даже близко знакомых мальчиков у наших детей не было, и никому в голову не приходило в какой-либо мере сравнивать и противопоставлять брата сестрам.

Между тем очень рано сказалось различие интересов и вкусов.

Помню первую елку, на которой Володя присутствовал сознательно, когда ему был год восемь месяцев.

У нас был обычай делать на елке подарки и своим, и приглашенным детям. Володе был предназначен большой красивый волчок, а одному из гостей-мальчиков лошадка. Но когда стали распределять подарки, Володя, увидав лошадку, не захотел смотреть ни на что другое. Он так вцепился в нее, с таким отчаянием отбивался от попыток отнять ее у него, что пришлось подарить гостю одну из запасных игрушек, всегда остававшихся у нас на случай недовольства кого-нибудь из детей своим подарком. С этого момента, он решительно не желал смотреть ни на какие игрушки сестер — на их куклы, хотя бы очень красивые, мебель, посуду и т. п. Его интересовали только лошади, солдатики, а позже автомобили и пароходы.

Перед этой елкой произошел характерный для него эпизод.

Я купила елку, но она оказалась слишком высокой по нашим комнатам и не укрепленной в кресте. Я попросила позвать дворника с необходимыми инструментами.

Пришел младший дворник в красной кумачовой рубахе, с топором за поясом. Дети, конечно, толпились тут же, с интересом ожидая, что будет. В эту минуту в комнату вбежал Володя. Бог знает, какая ассоциация мелькнула у него в голове. Вероятно, какой-то образ из книжки с картинками. Во всяком случае, он с тревогой взглянул на незнакомую фигуру в красной рубахе с топором и, отбежав в угол комнаты, растопырил руки и настойчиво закричал сестрам:

— Дети, сюда, все ко мне сюда, — показывая им, чтобы они скорее бежали под его защиту.

Я пошла к Ангелу Ивановичу и позвала его посмотреть на эту картину.

— Видишь, какой защитник растет у сестер. Он не даст их в обиду.

Очень скоро и Володя стал проявлять инициативу и придумывать игры, в которые втягивал сестер, особенно младшую из них, беспрекословно подчинявшуюся ему. При этом он решительно отказывался от участия в их играх с куклами, хотя они настойчиво приглашали его играть роль отца в семейной жизни их кукол. Это его нисколько не интересовало. И так продолжалось во все время их детства.

Единственный человек, с которым мы были действительно близки в этот период нашей жизни, была Александра Аркадьевна Давыдова. Мы оба горячо ее любили.

Александра Аркадьевна была очень несчастлива в личной жизни. Ее старший сын в ранней молодости тяжело заболел и, хотя он пережил мать, но не столько жил, сколько умирал годами на ее глазах.