«Настоятельно прошу понять, —
криком кричал в отчетах Виктор Федорович Теплов, — что подписать от турок можно требовать чего угодно, и они подпишут, но пока не будет сломлен мусульманский дух завоевателя, не допускающего равенства с завоеванным, до тех пор из этих требований не выйдет ничего, кроме праздных бумажных обещаний». Собственно, все люди, так или иначе знающие реалии края, выли в один голос, но в столицах верили официальным заявлениям мусульманского государства, которое — вновь повторюсь — без всякого злого умысла старалось, в первую очередь, успокоить правоверных (дескать, господами были, господами и останетесь), а заодно и показать «неверным», что реформы реформами, но добиваться назначения на госслужбу лучше не надо.Даже широко распиаренную в стамбульской прессе «амнистию во имя примирения»
провели только частично, выпустив на свободу «только тех, кто не занимал руководящих постов и не воевал против законных властей с оружием в руках», то есть в основном ЧСИР, да еще немногих сербов и греков, по каким-то причинам ввязавшихся в болгарское восстание. Дополнительно — это уже на уровне вполне сознательном — Стамбул вовсе не хотел настраивать против себя балканских мусульман, даже не турок (в основном потомков «отуреченных» славян), а албанцев, которых полвека сам же переселял в Старую Сербию (Косово) и Македонию, чтобы те поддерживали порядок.Албанцы этим и занимались, причем очень успешно, взамен (как опять же писал Теплов) «пользуясь покровительством органов администрации и всячески эксплуатируя христиан, которые их боятся и ненавидят».
И вот этот аспект проблемы, в упор не замечаемый Европой, а Россией если и замечаемый, то не очень оцененный, имел особое значение. Даже такие сторонние наблюдатели, как Герберт Вивиан — военный корреспондент «Times», вглубь не заглядывавший, — отмечали, что «здешние албанцы представляют собой турбулентный элемент, нетерпимый к своим соседям, они ни за что не поступятся своими вековыми привилегиями и не примут реформ, низводящих их на степень равенства с христианами, тем самым лишив части доходов». А уж профессионалы и просто люди «в теме» — те и вовсе рубили сплеча.«Арнаут, —
разъяснял в знаменитом романе "Русский консул” великий серб Вук Драшкович, — горец, кочевник, а пахарь — лишь поневоле. Когда у него кончается хлеб, он выходит на большую дорогу. Серб, столетиями крестьянствуя по Косову и Метохии, кормил и себя, и своего господина. Содержа бегов[44] и спахиев[45], потом и кровью завоевывал право жить по своим обычаям. Арнаут же давал бегу столько, сколько хотел, а часто турок и вовсе с него ничего не требовал. Арнаут не вносил денег ни на празднества, ни на строительство мечетей. Если же чувствовал голод, шел отнимать чужое; грабил сербов, забирая всё, что был в силах унести».