Повесть о дружных

А Леночка написала длинное письмо в город, где учительствовали Мира с Колей.

И вот через неделю четвертый класс получил посылку.

Петр Тихонович сам подкатил к школе, вызвал старосту класса Нюру Валову, приказал ей расписаться в растрепанной толстой книжке и торжественно вручил ей ящичек, на котором было написано: "Пионерам четвертого класса Бекрятской школы от пионеров 7-й школы Кировского района города".

Не дыша, все сгрудились около Миши, пока он осторожно вскрывал ящик, тщательно вынимая и откладывая в сторону тонкие гвоздики.

Сверху лежало письмо:

"Дорогие ребята! - писали незнакомые друзья.- Наша учительница Мира Николаевна рассказала нам, какую вы затеяли интересную выставку и что у вас не хватает бумаги и красок. С бумагой у нас тоже плохо. Но мы устроили сбор и посылаем вам всё, что набрали. А красок, конечно, мало. Напишите нам, как пройдет выставка.

С пионерским приветом 4-й отряд 7-й школы".

Бумага была разная: и листочки, вырванные из тетради, и куски обоев, и почтовые листики, и два куска великолепной плотной белой бумаги. Краски были только трех цветов: черная, синяя и зеленая.

- Ну, теперь действуй,- сказал Саша Алеше, передавая ему ящичек. А Алеша растерянно смотрел на три кружочка краски, лежащие у него на ладони, и глаза его медленно наполнялись слезами.

- Без красной и желтой мне ничего не сделать,- протянул он жалобно.

Ребята снова приуныли.

На помощь пришла Власьевна.

- Забеги ко мне, Чижик, завтра с утра. Может, горю вашему и поможем. Баночек мне собери побольше да передник подвяжи.

Таня чуть свет побежала к Власьевне. В сторожке уже топилась печь, на столе шумел самовар. Власьевна в большом рабочем переднике, стоя на лавке, срывала с вязки крупные луковицы.

- Лови, Чижик!

Круглые луковицы, блестя шелковыми боками, словно мячики, летели сверху в ладони Чижика.

- Клади на стол. А теперь очищай луковицы, а я в кладовушку побегу.

Таня чистит луковицы, и слезы набегают ей на глаза, в носу щиплет-щиплет. И смешно, и досадно.

Вот уже белые, словно яички, лежат луковицы на столе. Таня смахивает шелуху в передник и направляется в сени. На пороге она сталкивается с Власьевной. Та, как Дед Мороз, заиндевевшая, румяная, а в руках какие-то ветки, травинки.

- Ты куда, Чижик, не одевшись, бежишь? Мороз лютой!

- Да я только в сенцы, шелуху выбросить,- бойко отвечает Таня.

Власьевна грозно хватает Таню за плечо.

- Стой! Шелуху?! Люди добрые, она шелуху побежала выбросить! Клади на стол!

Таня испуганно высыпает на стол груду шелухи. Власьевна кладет веники, сухие пучки, ветки. Некрасиво стало на столе. Таня недоуменно поглядывает и молчит.

- Ведь из этого и будем делать,- говорит Власьевна и перебирает венички и шелуху.

- Из этого?

- Ну, конечно.

- А что будем делать? - окончательно теряется Таня.

- Да краску же!

"Ну и ну!" - Таня недоверчиво мотает головой.

- Не верится? Вот гляди: вот зверобой-цветок, в поле растет, желтенькие цветочки такие. Из него будет красная краска. А вот это конский щавель. Хороша трава - и от боли в животе помогает, да и краску нам дает коричневую. А из луковой шелухи желтую изготовим. А ты "фыр-фыр!" побежала выбрасывать!

Таня сконфужена.

- Ну, за дело берись!

Таня заметалась по кухне, помогая, а может быть, и немного мешая Власьевне. Она толкла в ступке какие-то корешки, растирала цветочки зверобоя, засыпала в котелок шелуху.

Закипели в печке настои в банках и баночках. Власьевна мешала их, подливала какие-то снадобья, нюхала, смотрела на свет, даже пробовала на вкус. Двери на улицу пришлось распахнуть,- из них клубами валил синеватый пар.

Алеша, Саша и Миша стояли у крылечка, не решаясь зайти в сторожку.

Поздно вечером Власьевна прогнала Таню.

- Иди, иди уже, больше тебе здесь делать нечего. Теперь она до утра выпариваться будет.

- Кто "она"?

- Да краска же.

Таня с сомнением посмотрела на белые ободранные луковицы, на сушеную травку и пошла домой. Ребят у крыльца уже не было.

А утром, перед звонком, Власьевна зазвала к себе Алешу, и он вышел от нее сияющий, держа три стаканчика, полные чистыми и яркими красками красной, желтой и коричневой.

* * *

И вот настал День Красной Армии.

Выставка в трех классах школы была готова уже накануне. Елена Павловна сама сбегала к Ивану Евдокимовичу, пригласила от имени школы все правление колхоза, весь сельсовет. По правде сказать, взрослые посмеивались, отмахивались от ребят.

- Ну что вы там навыставляли!

- Куда еще я пойду!

Но на другой день все были настроены празднично. Утром в читальне слушали по радио приказ по армии и флоту. То и дело переводили глаза с приемника на карту, а около карты стояла Галина Владимировна и перекалывала красные флажки. И флажки заалели в Чехословакии, в Венгрии, в Германии.

И чем больше становилось флажков в освобожденных странах, тем больше радовались люди, тем ярче, казалось, светило солнце.

Колхозники подходили к карте, огрубевшими от работы пальцами вымеряли,- много ли осталось до Берлина.

- Нет, немного, немного, товарищи,- говорила Галина Владимировна.

Можно ли было после этого отказаться, когда Марья Дмитриевна пригласила: