Повесть о юности

Полина Антоновна понимала эту двойную хитрость директора: с одной стороны, ему не хотелось принимать не очень хорошего ученика, который неизвестно еще как проявит себя в будущем, а с другой — он старался выпытать настроение своего будущего питомца, принять которого, видимо, все-таки придется. Последняя хитрость ему удалась: по лицу растерявшегося паренька Полина Антоновна угадала его чувства. «В другую школу?.. Значит, в эту все-таки не примут?..»

Он хотел что-то сказать, но его опередила мать:

— Уж вы, товарищ директор, не обижайте его!

— Зачем мне его обижать? Я его обижать не хочу, — ответил директор. — Но у нас мало мест. Два класса укомплектованы своими. Остается один восьмой «В», а кандидатов много.

Директор опять стал перелистывать документы, покачивая головой и изредка поглядывая на Бориса.

— Вот видишь!.. И характеристика у тебя неважная. Не знаю уж, как с тобою быть… Главное, если б ты учиться хотел!

— А я… я хочу учиться! — выдавил из себя Борис.

— Хочешь? — директор испытующе посмотрел на него. — А почему же такие отметки?

Пальцы левой руки Бориса забегали по пуговицам пиджака, точно проверяя, все ли они на месте. Но он быстро справился с собой и ответил:

— Школа такая!

— Школа такая? — вскинув брови, насмешливо повторил Алексей Дмитриевич. — Какая же это она «такая»?

Борис молчал. Видно было, что он проговорился нечаянно, отозвавшись так о своей прежней школе, и теперь с удовольствием увильнул бы от ответа. Но директор прямо и неотступно смотрел ему в глаза, и увильнуть было невозможно.

— Да так… ну… да тем другой раз и не слышишь, что учитель говорит.

— Что ж он, шепотом, что ли, говорит?

— Шепотом!.. — усмехнулся Борис. — Куда там шепотом!.. Кричит во все горло, а все равно не слышно.

— Это почему же? — как будто ничего не понимая, спросил директор.

Борис почувствовал скрытую насмешку в его вопросах и попробовал было отмолчаться. Но Алексей Дмитриевич продолжал разыгрывать роль ничего не понимающего простака.

— Так почему же?.. Как же так? Учитель кричит, а ты не слышишь. Значит, посторонними делами занимаешься?

Борис окончательно понял, что директор С ним «играет», и продолжал молчать. Но тогда вмешалась мать:

— Что же ты товарищу директору не отвечаешь? Почему молчишь?

Против такого единого фронта устоять было трудно, и Борис, сердито взглянув на мать, пробормотал:

— Ребята-то кричат!.. Дело ясное!

Двумя последними словами он хотел показать, что все понимает, все директорские уловки, и отвечает, только подчиняясь насилию. Но на директора это не произвело никакого впечатления, он так же неотступно продолжал смотреть на Бориса.

— Ребята кричат… Хорошо! Да ведь и учитель кричит?.. Что ж получается? Ребята, значит, громче кричат?.. Вот видишь! А говоришь — школа такая!

— Так ведь в плохой-то школе легче учиться, — не удержавшись, вмешалась Полина Антоновна.

— Нет! Что вы! — быстро, даже с горячностью в голосе ответил Борис.

— Да? А я думала, легче.

— Ну да еще!..

— Что это за «ну да еще»? — строго сдвинул брови директор. — Ты что? Ты с кем разговариваешь? Это наша учительница математики, заслуженная учительница Полина Антоновна Ромашина.

Борис покраснел, но выдержал директорский взгляд и ответил:

— Да ведь лучше учиться-то, если порядок!

— Ну-ну! — усмехнулся теперь в бороду директор. — Посмотрим, как ты это на деле покажешь. Принимаю тебя в нашу школу. Но с условием: учиться без троек. Согласен?

— Согласен…

— Хитроватый парень! — заметила Полина Антоновна, когда мать с сыном скрылись за дверью. — Любопытный!..

— Ваш будущий питомец! — улыбнулся директор.

— Алексей Дмитриевич! Вы опять?

— Да ведь сами же говорите — любопытный парень. Кстати, а как по-вашему: сдержит он свое слово?

— Не знаю! — Полина Антоновна засмеялась. — Трудно сказать. Вряд ли!..

* * *

Отказываясь от руководства классом, Полина Антоновна не хотела сказать директору своего последнего и самого потаенного довода. Недавно она отпраздновала тридцатилетний юбилей своей педагогической работы. И муж ее размечтался о том, что хорошо бы ей теперь уйти с работы и отдохнуть.

— Тридцать лет — это тебе не три года. Пора! Хватит! У тебя гипертония, у тебя склероз, у тебя нервы. Нужно же в конце концов подумать и о себе!