Повесть о падающих яблоках

Он научился играть страсть и покорность, льстить, говорить нужные слова в нужном месте и в нужное время. У него появились деньги – много денег, и через два года он купил себе квартиру, машину и уже подумывал о новом авто, даже присмотрел неподалёку в салоне жемчужный красавец «бьюик».

Перед ним распахнулись двери дорогих ресторанов, казино, отелей. Он с неизменным шармом принимал дорогие подарки, причём, делал это как бы нехотя, и так упорно отказывался, так правдоподобно обижался, что очередной дарительнице и в голову не приходило заподозрить в его отказе холодный расчёт. А когда он, наконец, соглашался принять дорогую безделушку, будь то золотой брелок для ключей или заколка для галстука с маленьким, но очень чистой воды бриллиантом, дарительницы приходили в неописуемый восторг. Надо же, какой милый мальчик, совсем неиспорченный! А «милый мальчик» продолжал плести хитроумные сети, и пока дамы думали, что он попался на крючок, сами давным-давно находились в ловушке, умело расставленной опытным, расчётливым жиголо.

О своём голодном детстве в детдоме, куда он попал в пятилетнем возрасте, после того, как алкоголичка-мамаша прирезала своего очередного хахаля, он никому не рассказывал. Мамаша получила большой срок, писала трогательные письма в детдом, и поначалу воспитательницы пытались ему их читать, но он затыкал уши пальцами и повторял только одну фразу: «Моя мама умерла!». Кто знает, на какой обочине жизни он оказался бы, если бы не директриса детдома, сумевшая вовремя рассмотреть в нём способного и сообразительного ученика, который не крал, не курил, не нюхал клей и не глотал «колёса». Ох, и доставалось же ему за это от своих же, детдомовских!..

…Расставаться с надоевшей ему «мадам» он тоже научился красиво. С Галиной это получилось не сразу – он был влюблён в неё и страшно ревновал к мужу. А она лишь посмеивалась снисходительно: «Ну какое тебе дело до моего мужа, малыш?», и нежно поглаживая бронзовый бицепс ревнивца, шептала: «Пойми, глупенький, муж – это предмет первой необходимости, это машина для зарабатывания денежек…». Когда же он поставил её перед выбором: или – или, Галина разозлилась, обозвала его идиотом, рубящим сук, на котором сам же и сидит и предложила подсчитать, сколько он тратит в день на себя. «Кто-то же должен зарабатывать эти деньги, малыш…». Он продолжал настаивать на своём, и вскоре они расстались. Привыкшая к роскоши и вседозволенности Галина, естественно и подумать не могла о том, чтобы променять брюшко, лысину и банковские счета состоятельного супруга на бронзовый торс нищего глупого мальчишки.

Этот опыт пришёлся как нельзя кстати, когда впоследствии ему становилось тошно от очередной «мадам». Он знал – стоит только предложить ей рай в шалаше – мадам испарится из его жизни немедленно.

Вот и сегодня, ублажая Марину, жену нефтяного магната, циничную и самую непредсказуемую из всех его женщин, он думал, что самое время предложить ей оставить своего благоверного. В последнее время малейшее воспоминание о Марине вызывало у него приступ тошноты, не говоря уже о её присутствии. Стоя в душевой кабинке, он обдумывал с чего бы начать разговор, в глубине души мечтая о том, чтобы эта ненасытная самка уснула хотя бы на полчаса. Но мечты его развеялись вместе с лёгким дымком сигареты, которую она курила, лёжа на столе в гостиной в чём мать родила.

– Что так долго, котик?

Роман содрогнулся от её хрипловатого голоса и подумал: «Когда она отвяжется от меня, если я доживу, конечно, до этого дня, я буду называть её "что так долго, котик?.."».

– Котик устал и хочет спать. Мариш, давай поспим пару часиков, а…

– Котику нельзя уставать, мы что, спать сюда приехали? – она протянула к нему руки, – иди ко мне!

– Я устал, Марина! Давай вернёмся в город сегодня.

Он действительно смертельно устал за эти три дня. Устал двигаться по чётко размеченной Мариной траектории: постель – душ – постель – кухня – постель… Шикарная трёхэтажная дача, принадлежавшая близкой приятельнице Марины, стала для него местом заточения.

– Надоела я тебе? – Марина легко спрыгнула со стола и потянулась за новой сигаретой.

– Ну что ты такое говоришь, я просто устал, понимаешь? И перестань курить так часто, дышать нечем!

– Ну что ж, котик, едем, – она смяла в пепельнице сигарету, – только у меня есть одно условие: машину поведу я, а ты будешь сидеть рядом. Да, и вот ещё что, котик, ты будешь абсолютно голый! Ну, разве что галстук можешь надеть.

– С ума ты сошла, Марина!

– Без комментариев, котик! Если согласен, то через полчаса выезжаем. А моральные издержки я возмещу.

Она вытянула из сумочки пластиковую карточку и щёлкнула ею Романа по носу. – Здесь десять тысяч. Надеюсь, этого достаточно?

Он с трудом подавил в себе желание схватить её за тощую жилистую шею и душить, душить до тех пор, пока из плотоядного, ярко накрашенного порочного рта не послышатся предсмертные хрипы.

– И после этого я могу быть свободен?

Марина прикурила сигарету и, насмешливо глядя ему в глаза, выпустила прямо в лицо струю дыма.

– А как же, котик, абсолютно свободен…