Повесть о полках Богунском и Таращанском

Денис только заметил, что при его приближении к караулке дежуривший на крыльце Сапитончик шмыгнул внутрь. Он сидел теперь с лукавой улыбкой у дверей. Денис поглядел на него и спросил:

— Ты дежуришь? Поди, стань!

Сапитон вышел, гремя винтовкой, волоча ее по полу.

Дениса прорвало:

— Да что вы — белены объелись, что ли? Сидите, как сычи, и даже не отвечаете на приветствие. Савка, отвечай, что это значит, дьявол вас побери!

— А ты не лайся! Садись! — сказал Савка. — Сейчас скажем!.. Кто будет говорить? — обернулся он к остальным. — Меня уполномачиваете, что ли?

Остальные утвердительно кивнули, как заговорщики в спектакле.

— Ну ладно, я буду говорить, — повернулся Савка к Денису и вытер насухо свою птичью физиономию, полотенцем. — Ты что ж это, женился? — спросил он таким тоном, как будто Денис совершил тяжкое преступление,

Денис широко открыл глаза.

— Ты что окошки открываешь? — спросил Савка до того свирепо и вид у него был такой прокурорский, что Денис не выдержал и захохотал, повалившись на скамью..

— Чего катаешься? Чего ты иржешь? — спрашивал, нимало не сбавляя судейского тона, Татарин. — А ты кого спросился?

— Да ты что за спрос? — поднялся Денис, вдруг посерьезнев. — Почему я должен отдавать тебе отчет?

В рядах сидевших произошло движение. Денис ничего не понимал.

— На ком ты женился? На анархистке?

— Савка! Говорю тебе, я из тебя дух вышибу, — подошел к нему в гневе Денис.

Откуда-то из-за угла вынырнул не замеченный ранее Денисом Грицько Душка и встал между Денисом и Татарином.

— Денис Васильевич, успокойся, тут дело товарищеское! — сказал он своим певучим голосом. — Не кипятись!

— Ну хорошо! — отошел Денис к своему месту и снова вытянулся на лавке, подложив под локоть седло. — Товарищеское, говоришь, дело? Значит, мне, по-вашему, нельзя жениться? Монах я вам, что ли? И ли обещание такое я вам давал? Или вы все неженатые? В чем дело, спрашиваю, толком говорите! Тут какая-то Савкина провокация! Кто это тебя надоумил, что моя жена анархистка?

— Тебя черт не поймет, — отвечал Савка, тоже садясь на прежнее свое место. — Мы кого тут ликвиднули? Анархию или нет? — чинил он свой допрос Денису. — Анархию, — отвечал он сам, как бы продолжая развивать вслух свои размышления о преступлении Дениса. — Ты за какого господа бога борешься — или как? За советскую власть, большевистскую или за анархию? Конечно, за большевистскую власть. Так при чем тут эта свадьба?

— Послушай, Татарин, — успокоился Денис. — Я отвечу тебе по пунктам. Я большевик, не будучи еще партийным человеком. Я должен заработать это право на партийность, и я постараюсь его заработать. Я никогда не изменял партии большевиков и со всеми изменниками буду бороться до смерти. И борюсь, как видишь. Я послан сюда партией, знающей обо мне, кто я такой, и верящей мне. И что я, по-твоему, здесь сделал неправильного? Подвел я советскую власть или помог ей? Отвечай!

— От любви это, Денис Васильевич, у нас, не иначе. Ты так и понимай. Но оченно для нас тревожно, что ты — рраз, да и женился. Значит, вроде есть в тебе еще анархический дух. Чтобы потом чего не получилось! Вот об чем речь. Баба, ведь она, знаешь, на горючее идет.

— Дурак ты, Савка! — расхохотался Денис. — Девушку эту я давно знаю. Она подруга моей сестры. Вместе они росли и учились. В детстве я ее видел. Она мне как бы родная. Вот вам и весь мой сказ, — поднялся вдруг Денис со скамьи и шагнул к порогу,

У дверей он остановился.

— А за любовь вам спасибо!

И вышел.

«Нет, никогда никуда мне не уйти от них! — думал Денис, заново переживая счастье полного слияния с душой и дружбой народной. — Только соперник ли такая любовь моей любви к Надийке?»

— Ах, как давно хочу тебя я видеть! — говорила Надийка Денису. — От Наташи о тебе много слышала. И никогда не искала встречи, как бы чувствуя, что она сама произойдет, что ты ко мне придешь. И вот ты здесь! Господи, как я волновалась, когда вошла в знакомую мне комнату, где я бывала чуть ли не каждый день и где ты спал на полу. Мне показалось, что тебя я и должна была увидеть именно так, спящим на полу, — как будто мне это снилось когда-то. Впрочем, я помнила тебя мальчиком. А днем перед этим таял снег и светило солнце, обжигающее после зимы, как первый поцелуй. И в парке журчали ручьи, как первая речь твоя, и пели мне об исполнении счастья, мечты всей жизни. Я стояла на мосточке… Ну, вот и все. Больше прибавить нечего, — улыбнулась почти грустно Надийка, глядя на то, как Денис, слушая, улыбался ей снисходительно, как ребенку. — Я поведу тебя на тот мостик!

— Ну что ж, пойдем! — сказал Денис, вставая.

Надийка все еще сидела, подперши щеки руками, и вдруг, увидев, что Петро, вытаскивая из печки картошку, обжегся, рассмеялась таким жизнерадостным смехом, что Денису показалось, что в комнату залетела целая стая птиц. И казалось, что не помещались в маленькой комнатушке эти птички рассыпавшегося смеха.

— Я прошу тебя, когда я буду умирать, рассмеяться так, как ты сейчас смеешься. Пойдем, весенний жаворонок.