Повесть о полках Богунском и Таращанском

— Садись и сразу пиши ответ Петлюре. Почитай вот это и строчи. А потом — несколько воззваний к галичанам, — сказал Щорс. — Кстати, я тебе дам в помощь одного галичанина, послал его нам центр. Он член галицийского повстанкома и, кажется, член тамошнего ЦК. Договорись с ним. Ну, садись и пиши. Ты ведь и на слово мастер. Напиши порезче, я потом проредактирую. Мы сегодня же это сбросим с аэроплана. Ты знаешь, брат, у нас теперь семь исправных аэропланов. У нас теперь крылья выросли.

Щорс вышел, оставив Дениса за письменным столом. Денис немедля принялся за письмо.

«ВОЗЗВАНИЕ К ГАЛИЧАНАМ

Окровавил Петлюра поля Украины вашей кровью, галичане; оторвал от боя с белопанами за родные Карпаты и Прикарпатье и, продав вашу родину польским панам, повел на братоубийственную войну с крестьяни-ном-бедняком, вашим братом украинцем, борющимся за свою свободу против подлого предателя. И повел на погибель, предавая поцелуем, как Иуда. — писал Денис свое воззвание.

Дверь отворилась, и кто-то вошел. Денис, не ожидавший никого, кроме Щорса, не оборачиваясь и продолжая писать, сказал:

— Вырвем мы галичан из той щучьей пасти! Дудки!

Но вошедший не отвечал; он как будто замер у двери. И Денис, еще не оборачиваясь, почувствовал в этом человеке затаенное коварство и подозрительность. Денис оглянулся и, посмотрев на него, вспомнил одного своего учителя гимназии, оказавшегося впоследствии провокатором царской охранки. А когда незнакомец ближе подошел к столу, он оказался похож на того учителя так, как будто были они родные братья. Тот был рыж, как этот. Рыжина обоих была неприятная, похожая на ржавчину, у того и у другого — красное прыщеватое лицо и зеленые глаза, как окись на медной посудине. Денис сейчас вспомнил, что Щорс говорил ему уже о Рыжем. И вдруг ему пришла на ум песенка, которою школьники дразнили того учителя: «Как однажды из Парижа выезжала морда рыжа».

Ему неудержимо захотелось продекламировать гостю эту песенку. И, удерживаясь от этого желания, он внезапно спросил:

— Вы не из Парижа?

Гость поднял изумленно брови и будто вздрогнул.

— А какое это имеет отношение к нашему делу?

Видно было, что неприязненное отношение к нему Дениса уловлено им и раздражает его.

— Мне почему-то показалось, — ответил Денис.

— Я, собственно, пришел к Щорсу. Но он сказал мне, что вы здесь взялись писать листы до галичан.

— Да, я пишу листы до галичан. А вы-то тут при чем? — спросил Денис, припоминая, что говорил ему Щорс, должно быть, именно о нем, об этом человеке, и что было в тоне его что-то такое, что не оставляло впечатления доверия.

— То есть как — я тут при чем? А я при том, что ведаю здесь всем этим делом по поручению украинского правительства, — заявил Рыжий.

Денис поглядел в глаза Рыжему, насмешливо улыбаясь, и заметил в них огоньки заискрившейся неукротимой ненависти. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не вошел Щорс.

— Ну, давай… что ты там написал? — Щорс уселся за стол и, прочитав набросок, сделанный Денисом, сказал — Правильно, но надо прямее, резче и с чувством юмора.

Он написал по-своему и промел обращение к Петлюре вслух:

«ОТВЕТ ПАНУ ГЕТМАНУ ПЕТЛЮРЕ

Мы, богунцы, таращанцы и другие украинцы — казаки, красноармейцы, — получили твое похабное воззвание.

Как встарь запорожцы султану, так мы тебе отвечаем.

Был у нас гетман Скоропадский, сидел на иноземных штыках, сгинул, проклятый.

Новый пан гетман объявился — Петлюра.

Продал галицийских бедных селян польским панам, заключил с панами-помещиками мир.

Продал Украину французским, английским, греческим, румынским щукам, вошел в союз с ними против нас, трудовых бедняков Украины. Продал родину-мать. Продал бедный народ.

Скажи, Иуда, за сколько грошей продал ты Украину?

Сколько платишь своим наймитам за то, чтобы песьим языком мутили селянство, поднимали его против власти трудовой бедноты?

Скажи, Иуда, скажи, предатель, — только знай: не пановать панам больше на Украине!