Повесть о потерянном времени

— Надежда, Ваш взгляд разливает предо мной океан надежд, в котором я готов служить Вам вечно царём морским. И я знаю, что вы не найдёте в себе сил отвергнуть мои пламенные чувства, — понёс было какую-то плоскую чепуху капитан громким слышным даже в соседних купе шёпотом. Он видел, как обеспокоенно засучили под столом ноги стареющей матроны и ему почему-то живо представилось, как сейчас поползла набок её пышная в своей фальшивой искусственности причёска. Капитан прервался, судорожно сглотнул и с томным придыханием, не обращая внимания на глаза брезгливой матроны, сверлящие в его туловище сквозные отверстия, обратился к недоумевающему юному созданию с рядом вопросов, что называется, по существу:

— Но ведь Ваша мама может быть против наших отношений? Что мы будем делать в этом случае? Кстати, я ещё не получил ответа на мой предыдущий вопрос. Вашей маман, вообще-то, в принципе то есть, зять нужен? Или мы с Вами зря теряем время и нам обоим надо бежать из дому?

И только капитан успел задать последний вопрос, как откуда-то с нижней полки вдруг раздался слегка приглушённый, но весьма истеричный визг интеллигентной петербургской дамы:

— Ну-ка, сейчас же отстань от моей дочери, козлиная ты рожа!

«Ага, — с удовлетворением подумал Сергей, — наконец прорвало и попёрло! Раскрылось истинное лицо потомков воспитанниц Института благородных девиц. Вот сейчас мы с Вас, мадам, спесь-то петербургскую и собьём!» Капитан сделал вид, что ему резко подурнело от такого грубого вмешательства в интимную область его жизни, связанную с его внешними данными, и при этом у него резко подогнулись коленки. Ложная слабость, образовавшаяся в капитановых коленках, привела к тому, что он бессильно рухнул на нижнюю полку, оказавшись подле приглушённо, но отчаянно визжащей мадам.

— Ну что Вы, мама, как Вы можете такое говорить про своего будущего зятя?

— Козлиная она и есть козлиная! Немедленно слезьте с моей полки!

— Сейчас-сейчас, мама. Я пока и пошевелиться-то не могу, так расстроен Вашей нелюбовью ко мне. Но почему же обязательно «козлиная рожа»? Козлы-то, они ведь все с бородой ходят, мода у них такая, а у меня торчат какие-то жалкие три волосины и то, только потому, что в этом чёртовом вагоне ни одна розетка не работает. Негде было сегодня побриться. Так же, впрочем, как и вчера. А Вы сразу оскорблять: «Козлиная рожа», — вполголоса и с величайшей теплотой в голосе продолжал увещевать бесноватую «тёщу» Сергей.

— Не смейте называть меня мамой! Слышите, Вы, поросячья морда! — по-прежнему не унималась питерская интеллигенция.

— А как же мне Вас ещё называть? Ведь мы с вашей дочерью понимаете ли… э-э-э… с некоторых пор… э-э-э…любим друг друга… Ну, если хотите, то я буду называть Вас мамашей…, но звучит это как-то пошловато, по-мещански как-то, по-обывательски, — с тихим недоумением и как бы про себя смиренно произнёс капитан, а сам, с тщательно скрываемым самодовольством подумал: «Ну что же, мамаша, уже лучше. Уже мы на «Вы», хоть и «поросячья рожа», но — «Вы».

— Не смейте касаться моей дочери! Хам!

— Час от часу не легче! И «поросячая морда» и «хам», а до этого была ещё и рожа «козлиная»… Не много ли для скромного советского партийного работника Сергея Гидаспова? Не много ли для скромного слуги трудового народа? — вконец расстроено произнёс капитан, попутно взяв себе в качестве псевдонима фамилию тогдашнего первого секретаря питерского обкома партии.

Дама неожиданно прекратила визжать и изучающе уставилась на потупившего в деланном смирении взгляд капитана. По её спесивой в стервозности своей морде лица волнами пробегали какие-то тени. Скорее всего, это были тени неких корыстных раздумий и смутных воспоминаний. Так они просидели рядом минут десять. Дочь не нарушала настороженной тишины. Если во время дебатов она ещё совершала довольно робкие попытки вклиниться в диалог, то в тот самый момент повисания паузы она вдруг замолкла окончательно. Видимо наткнулась на очень интересное место в своей толстой книге. Поезд уже минут пять постукивал колесами, и Сергей напряжённо ждал момента поворота ключа в замке двери вожделенного вагонного помещения типа сортир. Проводница не торопилась. Вернее, она, может быть, и торопилась, но эта каторжная работа на два вагона окончательно подкосила её дамские силы. Капитан уже хотел было сорваться с места навстречу занемогшей, как на лице мадам вдруг появилась улыбка некоего озарения.

— Скажите, а Вы случайно не родственник Бориса Вениаминовича? — заискивающим шёпотом вопросила она.

— Если Вы имеете ввиду моего папу, то — да, в некотором смысле мы с ним сродственники. Куда от этого денешься? Не удалось мне в свое время самостоятельно родиться. Пытался, но в итоге ничего у меня не получилось. Пришлось рождаться от Бориса Вениаминовича.

— Как интересно… А почему вы тогда едете в дополнительном поезде, да ещё в таком вагоне?