Повесть о потерпевшем кораблекрушение

Покончив с наложением швов раненым в схватке островитянам и с перевязкой собственного плеча, Тенг присоединился к остальным своим домочадцам, собравшимся у тела соплеменника. Бун в самом разгаре схватки получил удар мечом в спину и, упав под ноги наседавшим мятежникам, был буквально изрублен ими. Сердце у Тенга защемило. Этот успевший стать ему близким человек лежал теперь перед ним мертвым, можно сказать, из-за него. Когда его тело, залитое кровью, выносили из зала Государственного Совета, Зиль бросилась в ноги Тенгу, вздрагивая от рыданий:

«Умоляю, спаси его!..»

Ее большие темные глаза, залитые слезами, были полны такой смертельной тоской, что Тенг едва сумел взять себя в руки.

«Я не бог, я не могу воскрешать мертвых», — выдавил он из себя. Тенг поднял Зиль с пола и повел ее прочь от этого места, обняв за трясущиеся плечи.

Когда догорел погребальный костер, Тенг подошел к Бенто и крепко сжал его предплечье.

«Всех мятежников», — голос его прервался, — «всех мятежников изгнать навечно из Хаттама. Всех, кто будет уличен в участии в заговоре — тоже. Земли конфисковать и передать в собственность арендаторам».

Разведчики, посланные Тенгом в соседний Дилор, где собралась бежавшая и изгнанная из Хаттама знать (и среди них сумевший выскользнуть из зала Совета Ленмурин Диэпока), доносили, что в провинции открыто призывают покончить с Тенгом Паасом. Поговаривали и о том, будто Императорский Совет разрешил созыв полков для похода на Хаттам, что действия Тенга расцениваются в Алате как узурпация власти. Вскоре этому пришло подтверждение. Не прошло и четырех месяцев, как императорский посланец привез Тенгу указ об отрешении его от должности наместника и вызове в Алат на Императорский Суд. Тенг не стал отвечать, а решил двинуть два полка на границу с Дилором, чтобы закрыть перевалы, ведущие в Хаттам.

Перед тем, как покинуть Урм, чтобы отправиться на рассвете в поход вместе с этими полками, Тенг поздним вечером заглянул в комнату Ноке. За прошедшие недели состояние ее улучшилось и уже не внушало опасений, но Тенг пока настаивал на том, чтобы большую часть времени она проводила в постели. В комнате стоял глубокий сумрак, который ощущался еще более глубоким, контрастируя со слабым светом одинокой свечки, стоявшей на столике возле ложа Ноке.

Она сидела на постели в широкой полотняной рубахе, задумчиво расплетая свои длинные темные волосы. Когда Тенг показался в дверях, Ноке вздрогнула и подняла на него свои темные глаза, казавшиеся большими на ее миниатюрном личике.

Тенг сел на край ложа, взяв в свою руку ее узкую ладонь с хрупкими пальцами. Он чуть прикрыл глаза, стараясь отрешиться от той лавины забот, что свалилась на него за последние дни.

«Ты устал?» — бесхитростно спросила Ноке.

«Да, очень», — со вздохом признался Тенг. Он откинулся спиной на постель, положив голову на колени Ноке. Усталость, которую он сдерживал уже давно, прорвала в нем какую-то преграду и хлынула потоком, охватив все его существо.

«Зачем я нужен в этом мире?» — еле слышно прошептал он на языке Земли. Лицо его, обращенное вверх, смотрело в пустоту, вдруг разверзшуюся перед ним. Ноке, боязливо прикоснувшись к его голове, стала все смелее поглаживать ее, ощущая жалость к этому, представлявшемуся ей воплощением целеустремленной воли и кипучей энергии человеку. Теперь он лежал у ее ног, одинокий, беспомощный, словно внезапно ощутивший, как земная твердь уходит из-под ног. И действительно, в его голове лихорадочно блуждали тревожные мысли, подспудно зревшие уже давно:

«Зачем швырнуло меня на эту землю? Чтобы я пробился в очередные деспоты? Чтобы наравне и наперегонки с другими я сеял вокруг себя смерть и страдания? Но как иначе решить ту задачу, которую я поставил себе? Я ведь верно решил, что Империя на краю краха. Значит, оправдание мое может быть лишь в том, чтобы толкнуть ее к этому краху и на ее обломках построить новое общество — не лучшее, но новое, хоть на один шаг стоящее ближе к грядущему, к моему прошлому и к будущему этой земли. Но одному этого не сделать. Лишь если люди сами придут в движение…»

Тенг не знал еще, как этого достигнуть, но что-то уже забрезжило впереди — надо толкнуть на Империю лавину недовольства тех, кто захочет возродить свободные общинные порядки и тогда…

Эта, не успевшая еще выкристаллизоваться в его сознании мысль, была прервана тихим голосом Ноке:

«Ты завтра уезжаешь?»

«Да. Но как ты догадалась?»

Не отвечая на его недоумение, Ноке снова полувопросительно-полуутвердительно произнесла:

«Ты идешь в поход с войском?»

Тенг кивнул, удивленно взглянув на нее.

«Я хочу видеть всех наших» — в словах ее звучала настойчивость.

Все еще недоумевая, Тенг поднялся и пошел созывать островитян в комнату Ноке. Оглядев собравшихся, Ноке заговорила по-прежнему тихим, но твердым голосом:

«Наш брат Тенг уходит завтра с воинами. Мы дали клятву не покидать его. Мы пойдем с ним».

«Это невозможно», — быстро перебил ее Тенг. — «Тебе лучше не вставать надолго с постели, не то что идти в поход. Сюли, я думаю, не бросит тебя без ухода. Паи я доверяю дом…»