Повесть о "разделённой любви"

…Той же осенью того же 1921 года Эрнст, вопреки разумному совету отца, неожиданно вступает в первую группу «студентов национал социалистов». И с первого дня учёбы в университете принимает участие в жесточайших сражениях-потасовках со студентами-католиками и членами христианско-социальной партии. Что для глубоко верующего католика – круто! Учится блестяще. В 1926 году — уже доктор права. С 1927 – стажер коллегии адвокатов Линца. Два последних года учёбы очень трудны – родители не смогли ему помочь. И он, чтобы продолжить университетские занятия, вкалывает забойщиком на шахте в ночных сменах…Одновременно и потом — изучение судопроизводства у Зальцбургского адвоката. Участие в политической жизни. Лидерство в «Независимом движении Свободная Австрия, приведшая его к нацизму. 1932 год – австрийская национал-социалистическая партия… Пошло, пошло!.. Пошли и неприятности: январь 1934 – арест, концлагерь Кайзерштейнбрух. Голодовки. Клиническая смерть в последней. Победы. Невероятная популярность. И вот он… командир восьмой дивизии СС. И хотя не участвовал в попытке июньского путча – новый арест 1935 года. Исключение из коллегии адвокатов. Стремительная подготовка аншлюса. И назначение Государственным секретарём по безопасности в кабинете Зейсс-Инкварта…

66. Судьба евреев

…«О судьбе самих евреев я впервые узнал в 1945 году по пути в Испанию от моего спутника. Как оказалось, брата имперского бонзы Пауля Штрекенбаха — создателя специальных оперативных einzatzgrupp по «ликвидации евреев и политических комиссаров» в тылах войск, которым предстояло наступать на Восточном фронте. Рауль проговорился невзначай о «диком своеволии Кальтенбруннера». «Этот тип — сказал он — вопреки строжайшему октябрьскому, 1944 года, приказу рейхсфюрера СС Гиммлера, категорически запретившего любые акции против евреев во всех тюрьмах и лагерях рейха, — тем не менее, конфиденциально распорядился ликвидацию продолжать! Теперь из-за этого идиота (это он — о Кальтенбруннере) всех нас, отловив, вздернут! И самое обидное — именно те, кто обобрав евреев, выдал их нашим костоломам!»… «Какие “акции”? Какие “ликвидации”?» — пристал я к нему.

Он образно разъяснил – какие...

— Представляешь, Бен, ведь только что, ну недавно совсем, среди защитников Берлина, рядом с которыми и я отбивал хоть в том же Темпльхофе русских, сражались евреи — сотни, а может и тысячи евреев! В мирное время, и в войну уже, все они горбатились не Бог весть на каких синекурах. Но – ремесленники главным образом — в своих мастерских работали электриками, фотографами, хлеб отличный пекли, сапожничали, автомашины с приемниками и часами ремонтировали… От немцев никто их – я, точно — не отличал никогда. Тем более никогда никто не третировал. Только до времени на фронт не брали. Ну а когда пришлось — дрались они отлично. Не хуже других. Как все, кто защищал Берлин. Тем более добровольно...

— Добровольно?!.. Воевали на стороне своих убийц?!

— А как же на стороне своих убийц воевал русский крестьянин? Большевики уничтожили миллионы русских крестьян! А как за вашего фюрера воевала растерзанная им интеллигенция? А украинцы как воевали? Миллионы их погибли в организованном Сталиным голоде 20-х и 30-х годов! А азиаты-то как воевали?! Их же, азиатов, целыми областями вырубали ваши каратели аж до 1934 года!.. А как — тоже под пулеметами в спину — шли «за родину, за Сталина!» на наши танки ваши штрафники? Которых из тюрем и лагерей выпускали потому лишь только, чтобы их мясом пытаться остановить наше наступление!

— Они воевали не за Сталина, а за Россию...