Повесть о рождении и победах Александра Великого

«Роман об Александре» в этом смысле крайне интересное явление с точки зрения истории литератур. Если в какой-либо традиции — будь то латинская, еврейская или арабская — отдельные эпизоды или сюжеты, связанные с романом, оказываются утерянными или забытыми, происходит вторичное заимствование, сюжет возвращается, пусть и совершенно изменившись, в привычный круг, дополняя повествовательную ткань романа. Так, например, со времен написания трактата «Тамид» (ок. 500) иудейская литература утратила «Роман об Александре», однако уже в XII веке на юге Италии появились по крайней мере два перевода «Истории сражений Александра Великого» с латинского на еврейский язык. То же самое можно сказать о переводах с арабского (иногда через посредство испанского) на латынь или заимствовании, благодаря побывавшим на Руси миссионерам-доминиканцам, представлений о том, что идущие с Востока татары суть народы Гога и Магога. Обитатели средневекового мира, враждуя и воюя друг с другом, тем не менее обменивались своим литературным достоянием в вопросах, связанных с Александром Македонским. Такова оказалась роль Александра Великого в качестве литературного персонажа.

«Роман об Александре» исправлял несправедливость истории. Царь Александр не был поклонником Демосфена, а уж Демосфен явно не числил себя сторонником Александра — иначе наша словесность лишилась бы замечательного термина «филиппики», толкуемого как речи, в которых обличался македонский царь Филипп. По словам Плутарха, юного царя Александра Демосфен клеймил не иначе как «матерого волка». В романе же Демосфен, за которым закрепилась слава известного оратора, выступает как сторонник мира с Александром, агитирует афинян подчиниться македонскому царю. Строго говоря, литературного Демосфена винить не в чем.

Истории об Александре и Диогене — еще один пример, однако Средневековье нашло, чем скрасить слова знаменитого философа, сказавшего Александру: «Моя воля подчиняется мне и мне служит, а я ей — нет. Твоя же воля, наоборот, держит тебя в услужении. Вот почему ты — раб моего раба!» На что Александр отвечает в изумлении: «Воистину, он — раб Божий! Смотрите, не причините ему какого зла или несправедливости!» (Так излагает этот сюжет Петр Альфонсин, автор назидательной книги новелл «Наставления клирикам».) Тема христианства «без христианства» одна из ключевых в романе. Александр — язычник, однако библейский Бог является ему во сне, и именно Его Александр встречает наяву в обличье иудейского первосвященника. Брахманы не ведают о Христе, но их понимание единобожия идет от самой Природы и выливается в отрицание персонифицированных божеств эллинов. Царица Кандакия в конце концов становится персонажем житийной литературы, при ее дворе подвизается апостол Филипп (это с нашей точки зрения Кандакия «Деяний апостолов» и Кандакия из романа — два разных персонажа, в восприятии средневекового читателя они единая личность, временной отрезок, отделяющий Александра от Христа, не в счет, ведь встречается же Александр Македонский с Сократом).

«Роман об Александре» — история с грустным концом, ее венчает печальная смерть главного героя. Романы на историческую тему вообще заканчиваются трагически. Городу Трое суждено пасть, Одиссею — погибнуть от руки своего сына, Телегона. Потомки царя Эдипа истребляют друг друга («Роман о Фивах»), Артур умирает от раны, нанесенной мечом его сына, Мордреда. Беовульф побеждает дракона и умирает, лишь немногие остаются в живых на полях кровавых сражений «Песни о Нибелунгах». Любовный роман всегда кончался хорошо, и «все жили долго и счастливо». Разделение было фундаментальным, оно пришло, вероятно, еще из античности: героиня другого завоевательного романа, царица Семирамида, в конце концов была смещена с престола своим сыном. Противостояние поколений, кровная вражда, захлебывающаяся в безудержной мести, предательство со стороны приближенных — вот главные темы, которые определяют трагический финал. Отсюда печальная эпитафия: «Где они ныне?» Для этого средневекового топоса Александр — герой непременный:

Где Самсон, муж сильнейший,Где Соломон, наимудрейший,

Где Александр, наисветлейший, —Там же, где Дарий?

Сказать честно, без пафоса тут было не обойтись. Поэтому читатель должен с благодарностью отнестись к переводчику и составителю этой книги, отобравшему наиболее «съедобные» повествования и истории, которые в Средневековье рассказывали об Александре Великом. А не то, не ровен час, вам пришлось бы трудиться над виршами вроде этого пролога одного из старофранцузских «Романов об Александре»: