— Жалкие неучи, что вы можете знать о ворах? Ничего! Так слушайте же! Люди, что живут воровством, все происходят из одного племени. Восемь вещей знают они, чтобы сделать кражу успешной: таинственные заклинанья, помощь дружественных им божеств, одуряющие снадобья, ясновиденье, ловкость, удобное для совершения кражи место, благоприятное время, а также различные инструменты. Понятно? Да и сами вы не одурманены ли уже? Смотрите, не сдобровать вам, если гнев нашего блистательного повелителя обратится на вас. Стоит этим ворам произнести заклинание, и вмиг они исчезнут с глаз наших, подобно невидимым сыновьям Индры[172]
. И заручившись поддержкой своих божеств, они могут ускользнуть от нас, даже если покажут нам руки, полные краденого добра. И мы даже знать не будем, в какую сторону броситься вслед за ними. Воспользовавшись своим ясновиденьем, они могут все узнать о вещи, которую хотят украсть, и о ее хозяине. Без труда и риска получают они желаемое, а ловкачи они такие, что у самого Индры с шеи гирлянду стащат — он и не обернется! А если запрячут украденную вещь в верное место, то даже боги вовек ее не отыщут! И нет для этих людей ни дня, ни ночи. Изучите, как я, трактаты о воровском искусстве, и вы поймете: нет на этой обширной земле места, куда бы воры не могли проникнуть! Вор явится в город под видом посла, ночью пройдет во дворец под видом женщины, не боясь света ламп, пронесется, как вихрь, по покоям, с быстротой молнии завладеет брильянтом, что, подобно полуденному солнцу, сияет на груди юного царевича. И пусть царственный хозяин этой драгоценности, проснувшись, схватится за кинжал — вор в тот же миг схватится за ножны и ножнами отобъет удары клинка. Принц, конечно, одолеет его, но вор все равно исчезнет в момент, когда слуги протянут руки, чтобы схватить его. Нет, никто в этом мире не сравнится с ними в проворстве!Выслушав эти черные речи, один из стражников, молодой человек с копьем в правой руке, воскликнул:
— Да, да! Я видел раз вора собственными глазами! Видел, как с тяжелым ломом в руке, завернувшись в синий плащ, он появился внезапно, подобно тигру, из кромешной тьмы ночной. Я выхватил кинжал, но он, ошалев от безумного желанья драгоценностей, бесстрашно схватился за лезвие. А когда я другой рукой уже готов был сбить его на землю, он вдруг исчез. Нам не постичь их уловок. Что же намереваетесь делать вы, стражники, увешанные оружием?
И тогда другой стражник, совсем пропащий человек, пронзил кривым кинжалом грудь Ковалана, который, словно окаменев, стоял перед ними. Ковалан упал — упал перезрелый плод прежних его деяний. Его кровь залила все вокруг. И, почувствовав на себе кровь, в ужасе и тоске содрогнулась Притхиви, богиня земли. И в тот же момент треснул и погнулся скипетр царя Пандия.
Прошла ночь, звучным голосом барабан в царском дворце возвестил восход солнца.
А Мадари, жена старосты из счастливого селения пастухов, проснувшись, взяла мутовку и вышла из дому. «Кажется мне, — подумала женщина, — что пришло время сбивать масло». Но взглянула на кадки с молоком, на скот в стойле и запела:
Жутко стало Мадари при виде этих предвестников беды, и сказала она дочери своей Айяй:
— Надо, чтобы молодые девушки нашего селенья собрались на улице и сплясали для Каннахи — для этого брильянта среди жен земных. Пусть полюбуется на тот танец, что некогда сам царевич небесный Вишну танцевал с сестрою юною своею, чьи глаза, как копья, всех пронзали. Танец этот, куравай, может черные знаменья отвратить и наших буйволов и телок излечить от дрожи.
И выбрала она семь девушек прекрасных, с волосами, украшенными цветами синей лилии и красного жасмина, семь гибких лиан, семь подруг пастухов смелых — тех пастухов, что укрощают буйволов могучих, семь пугливых ланей, чьи плечи нежные и груди еще только ждут ласки возлюбленных дерзких. И распределила она между ними роли в зависимости от высоты голоса каждой из них; одна должна была Вишну представлять, другая — его возлюбленную, а остальные — других богов.
Долго танцевали девушки чудный пастушеский танец, восхваляя Вишну в различных его воплощениях[173]
. Они пели: