Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды.

О мое ухо! Чье ухо не услышит в восторгеПоступь героя, что разрушил замок небесный,Весть о герое, что царю Ланки пораженье нанес,Слух, о герое, что с братом своим в лесу..Утомил свои ноги, которым вселеннойВсей на два шага не хватит![174],О мой глаз! Чей глаз не узрит в изумленье

Черного принца, чьи уста подобны зрелому плоду,А руки — волшебны, а ноги — священны, а очи — блестящи,Небожителя, чей пупок — это лотос,Вселенную всю закрывающий, —Принца Майи, великого бога[175].О язык мой! Чей язык в упоении не восславитТого, кто избегнул хитростей Кансы — злодея,

Того, кто принес шести героям благую весть,Того, кого славят все четыре страны света![176]

И так закончили они, взывая к Нараяне[177]:

О Нараяна! Пусть этот танец и пение этоИзлечат от дрожи наш скот и падежу не дадут случиться!

Потом все вместе они пошли к берегу Вайгай, и Мадари бросила в воду цветы, благовонья и сандаловый порошок[178], чтобы этим еще более умилостивить Вишну. Но едва отошли они от берега, утомленные танцем и пеньем, как подбежала к ним женщина, только что пришедшая из города. И рассказала, что приключилось с несчастным Коваланом. В смятении бросилась Мадари к дому своему, но, увидев Канкаки, молчащую, с замершей на лице тревогой, не нашла в себе решимости сказать ей правду. Каннахи же посмотрела на нее, потом — на притихших женщин и сказала тихо и растерянно:

— О подруга моя! Я не вижу возлюбленного мужа моего; мне что-то тревожно с утра сегодня, что-то мучит меня. И в сердце моем что-то давит, и щемит, и жжет, и наружу никак не вырвется, словно огонь в раскаленном горне. Почему молчат эти женщины, подруга, скажи скорее! В полдень мне стало еще тяжелее — он все не приходит, тот, кого я так люблю. Что хотят сказать эти женщины, подруга? Помоги, мне, я не, вижу его возле себя. Мое сердце забилось, заметалось, о подруга! Зачем, скажи здесь эти молчащие женщины?

И тогда ей сказали:

— Было прекрасное ножное кольцо у супруги царя Пандия. Но пришел какой-то вор и, никем не замеченный, похитил это кольцо. А царские воины, звенящие кольцами и мечами, убили твоего супруга, сказав: «Этот и есть тот вор, что ножное кольцо царицы безнаказанно взял».

Пронзительно вскрикнула, взметнулась Каннахи. Потом упала наземь, стала рыдать и звать своего мужа.

— Где ты?! О, где ты?! Потеряла я возлюбленного моего! Потеряла по вине царя Пандия, украшенного гирляндами увядших цветов! О, что будет теперь со мной?.. В бездонное море вдовства погрузилась я! Муж мой утратил доброе свое имя и жизнь из-за страшной ошибки царя южной стороны[179]

, скипетр которого перестал быть жезлом справедливости. Гибну я, гибну! О, что будет со мной? О мой бедный, простодушный принц с благоуханной грудью, воплощение справедливости! Ты погиб по вине царя, чей жестокий скипетр тяжелее самой смерти. Я гибну от горя. О, что будет со мной! О милые и простые дочери пастухов, веселые танцовщицы, слушайте меня…

Она затряслась, забилась и в отчаянии закричала, обращаясь к самому солнцу:

— О владыка лучей Кадирччелван! Ты-то знаешь, вор ли мой супруг!

А бог солнца отвечал ей с неба, она явственно слышала его голос:

— Вор? О нет, женщина с глазами цвета кипарисового дерева! Твой супруг не вор! И не пожрет ли добрый огонь тот город, где его убили?..

Услышав это, Каннахи вдруг в страшном гневе схватила оставшееся у нее ножное кольцо и, выбежав из селенья пастухов, помчалась по улицам города. Прохожие в ужасе отшатывались от нее, а она такую клятву шептала: «Супруга моего я еще увижу и, как прежде, доброе слово из уст его услышу. А если не услышу, пусть презирают меня все!» Люди показали ей место, где лежал Ковалан, сраженный ударом кинжала, и она, плача и тоскуя, подлежала к нему, припала к его груди. И горе ее было столь сильно, что он на мгновение вновь обрел жизнь, приподнялся немного и сказал:

— Лицо твое побледнело, подобно месяцу…

Своими руками он отер у ней слезы, и тотчас же душа его покинула тело и устремилась в Сваргу[180], чтобы соединиться там с богами.