Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды.

… Длинной цепочкой растянулся по дороге отряд Вадавурана. Легкая прохлада уже умерила послеполуденный зной, когда вдали показались строения города Перунтурея[36]. Затопленные рисовые поля, тенистые рощи, сады, наполняющие воздух ароматом цветов, проплывали мимо паланкина. И тогда овладело Вадавураном несказанное томленье. Оно растет и растет. Вот отряд подходит к ограде храма Шивы. Министр сходит с носилок. Он светел и радостен; он ощущает, как бьет в нем новая, иная жизнь. Нет больше юности и детства, нет Мадуры с ее прекрасным четырехбашенным дворцом. Нет царя, что за конями его отправил к морю. Да и коней нет! Какие кони? Руки Вадавурана сами собой поднялись в приветственном жесте над головой. Прохожие с изумлением спрашивали друг друга:

— Что это за человек, не сумасшедший ли он?

Мягко ступая и не желая унять радостную дрожь, Вадавуран входит внутрь храмовой ограды. Пред ним — пруд храмовый. В его прозрачной и прохладной воде совершает он омовенье. Затем, войдя во внутренний двор, направляется, чтобы почтить изваяние линги — священного детородного члена[37].

2. О том, как явился Вадавурану Шива и как исчез неожиданно

Вот что предстало очам царского министра.

В тени курунду-дерева[38] сидели молчаУченики. Средь них такие были,Которые себя рабами ШивыНазвали и путем любви шли к богу.

И были те, чей путь отмечен былИ подвигом, и действием великим,А также были те, кто, истину познав,Дорогой трудной знания шли к Шиве[39].Сидели там сахаджа-йоги[40] также,Отвергнувшие подвиг, покаянье;Отвергнувшие время, возраст, тело,Отвергнувшие внутренний свой мирИ внешний мир, снискав его презренье.Избравшие уделом мысль о Высшем.И были там подвижники такие,

Чье сердце, чье сознание, чьи чувстваРастаяли, как масло близ огня.Их тело дремлет временами, но душаВсе бодрствует во бденье неустанном.Для этих нет ни смены времен года,Ни дня, ни ночи, ни луны, ни солнца;Свет чистый Шивы — в них.Им нет нужды в светилах!Вся их одежда — повязка на бедрах,Вся их посуда — горсть,

Вся их родня — почитатели Шивы,Все украшенья их — четки из рудракши[41],Постель — вся земля, от края и до края,Крыша — все небо, от края до края,Дом — вся вселенная, все пространство.А пред ними сидел их учитель, их брахман,Был он юный, как жизнь, а они были стары,как мир.Молча сидящих он молча учил ихТому, что неписано, тому, что неизречимо,Ибо все, что сказано и что записано:

Все веды, пураны[42] — все они знали.И молча они обо всем рассуждали:О шрути[43] и о вещах четырех[44].Он же, сидящий в позе падмасаны[45],Держал в руках Сива-Ньяна-бодам[46] — книгусвященную.

Отвел глаза Вадавуран и понял тогда, кого дано лицезреть ему. И, вспомнив о храмовом жреце, подумал, что, верно, оправдалась благая примета. Подошел он к чудесному наставнику, чувствуя, что никого в мире не любит так сильно, как его. И Шива как лань попал в сети его любви, а Вадавуран, уже порвавший сети прежних деяний[47], к учителю явившийся без срока, без времени, сам очутился в сетях его милости.

До земли поклонился Вадавуран великому гуру[48], поставил его босые ноги себе на голову. Из глаз его брызнули счастливые слезы. Гуру же возложил руки свои худые ему на темя и посмотрел на министра взглядом бесконечно добрым. И не стало для Вадавурана ничего, кроме взгляда этого. Задрожал он, забился, встали все волоски на теле его, захрипело, заклокотало его горло… А из пересохшего рта вырвались внезапно неслыханные дотоле стихи с рыданиями вперемешку. Стихи эти были, как дождь из цветов, слова — как рубины чистой воды, нанизанные на чудесной поэмы волшебную нить.