Повести

– А пошто? – Козонков закашлялся. – Не для того я привыкал, чтобы отставать. Бывало, ежели не куришь да в работу уйдешь плотничать, дак прямо беда. Мужики сядут курить, а ты работай. Уж не посидишь. Мне вон дочка говорит: «Ты ведь умрешь от курева-то!» А я говорю: «Умру, так меньше вру». Чего любишь, да от того и отстать, какое дело? Помню, пошли бурлачить, подрядились втроем, я да Степка (я поначалу не мог догадаться, что третий был Олеша Смолин). По девяносто рублей с Благовещенья до Кузьмы. Подрядчик свой, местный, холера. Работать велит и после солнышка. А я один раз сел и говорю, что после солнышка только на выблядков работают. Топор за ремень – и пошел в избу. Руки вымыл, нет Степки! Чую, топоры стукают. «Ну, – думаю, – я тебя проучу, работника, ишь выслуживается». У меня был товарищ из местных, такой долбило, все, бывало, кур воровал. Подлезет в сумерки, схватит да как даст, из иной и яйцо выскочит. Вот, был пивной праздник, надо гулять идти. А в части харчей худо было, хозяйка скупая, все ножик под стол совала, чтобы мы, значит, меньше ели. Я, помню, еще до праздника слышу – ходит она на повети. Вот и говорю: «А что, ребята, стоит только топору влепиться – и скотина в доме не будет копиться!» Знаю, что слышала, только все равно кормит худо. Был, значит, у нее поросенок. Ушла один раз на работу и попросила меня, чтобы этого поросенка накормить. Я пойло на землю вылил, а в хлев-то зашел с хорошим колом. До того я довозил этого поросенка, он от меня на стены и начал кидаться. Приходит хозяйка. «Покормил, Авенир, животинку-то?» – «Добро, – говорю, – поел». Вечером пошла она в хлев, а поросенок-то от нее на стены. Я говорю: «Это, наверно, у его бешенство, надо колоть». Поохала, да пришлось резать. До того были шти хорошие…

Вскоре пришла Евдокия с поклажей. Козонков выставил на стол свои «шти», которым было весьма далеко до тех, хозяйкиных. Евдокия ушла из скромности, а Козонков позвал Славка обедать. Славко слез, но реветь не перестал. Тогда Авенир налил в чашку сколько-то водки и подал мальчишке. Славко перестал реветь и потянулся ручонкой, чтобы чокнуться. В другой ручонке была зажата конфета…

Козонков строго пригрозил внуку:

– Не все сразу!

Я пытался протестовать: мальчишке было всего шесть или семь. Но Козонков даже не повел ухом и принял протест как шутку. Я чокнулся с обоими… Славко глотнул, судорожно дернулся, лицо его исказилось. Но водку он все же удержал внутри и с радостным испугом поглядел сперва на деда, потом на меня. Слезы ручьями текли из глаз мальчика, но он улыбался с восторгом победителя. Я, плохо соображая, продолжал слушать Авенира…

VIII

– Вот, значит, пивной праздник. Похлебали мы моих щей, а я взял да и сунул в карман точильный брусок. Олеха гулять не пошел, а мы со Степкой. Пошли, вышли в поле. Я брусок-то вынул да как дал в затылок Степке-то, сбил с ног да и давай молотить. Дак он, чудак, еле из-под меня вывернулся, соскочил да бежать. На другой день прихожу на работу, мне подрядчик говорит: «Иди куда хошь, мне таких боевых не надо». Куда деваться?

Ладно. Подрядились мы со Смолиным к купцу, церкву он ладил. Неделю-полторы пожили, бревна на церкву тешем. Один раз пошли гулять к девкам. А денег нету, только полтинник. Я говорю: «Дай, Олеха, полтинник-то, я хоть вон конфет куплю». Он пошел, а я говорю: «Иди, я догоню». Сам захожу в лавочку. Уж темно стало. В лавочке лампа горит, никого нету. Я, чудак, что делаю? Я постоял, постоял да – раз с прилавка штуку ситцу. Под полу этот ситец запехал. Потом взял гирю да и давай колотить о прилавок-то. «Есть, – кричу, – тут кто?» Прибежал хозяин-то, я ему и говорю: «Вот зашел, а в лавке нет никого». – «Ох, – говорит, – спасибо! Приказчик в гости ушел, лавку не запер. Ведь меня бы, – говорит, – обчистили, хоть ты, парень, меня выручил. Чего тебе за это, спрашивай сам». Я говорю: «Мне бы маленькую да папирос, ну еще конфет каких, для праздника». Он мне две маленьких, папирос три пачки да еще полтора фунта конфет наворотил. «Ой, – говорит, – тебе спасибо, ведь меня бы могли обчистить!»

…Козонков успевал наливать в стопки и беспрестанно курил. Тем временем зажегся свет, включили электростанцию.

– Не сделал «лампочку Ильича»-то? – спросил Авенир. – Вон у нас так шесть лампочек, и на сарае горит, и в хлеву.

Козонков выпил и продолжал рассказывать: