Повести

Сначала слова сами ложатся. Потом становится труднее. Я начинаю грызть ногти. Вот получился какой-то перебой в словах, пошло на другой лад. Карандаш ломается. Пока чиню, думаю, и опять бешено скачет карандаш по тетради. Чувствую: вот–вот и конец. Вот и мораль, как у Крылова, вот еще строка. Строка нужна сильная, как точка. В ней-то все дело. Наконец найдена: «Эта книга не про вас». Я мышку называю «вас». Но нет, нет, дело не в мышке. Басня о людях, о неграмотных, которые голыми руками хотят жар загрести. Это про них так. Ну, да уж как вышло! И читаю вполголоса, чтобы не слышал дядя Федор. Ведь он еще не знает второго моего баловства — писать. Он знает только одно баловство — читать.

Как-то маленькая мышка.Услышав от больших мышей,Что львина мудрость у людейЗаключена в толстенных книжках,Решила, тому поверя.Науку эту превзойти,Но где же книжку ей найти,Чтоб стать мудрее зверя?Однажды счастье ей далось:Бежать опушкой как-то довелось.Вот видит, в пещерке под кустомЛежит книжица: Лев Толстой.

«Ого, такой находке не быть потерей. —Решила мышь, — ведь случай-то какой!Попался мудрый Лев Толстой.Вот у него уж научуся!Его и надо мне прочесть!»Но прежде чем читать,Решила мышь на Льва присесть.Подумать, помечтать,Фантазию развесть.Заранее картину рисовать,Как будет средь мышейОна богаче всех, умней.Начнут ей все дивиться,Кричать на все мышино царство:

«Эй, слышь-ка, слышь-ка.Ученая у нас есть мышка,Пришло и к нам коварство,Она, слышь, будет старшиной,Иль барскою женой,А, может, станет нам царицей.Читала Льва, так будет львицей!»Мышка думала уж слишком,И совсем она забыла,Что под толстой этой крышкойНепонятны ей слова:Ведь неграмотна была.Сколько хочешь думай, думай,А неграмотность — капкан…

Свет в пещере заслонило, —Перед входом пес угрюмый,Черный, страшный пес Полкан,Пасть клыкастую раскрыл,Мышку вмиг он удавил.А в морали мышке тойМы б сказали глаз на глаз:«Коль не знаешь буки–аз, —Наш совет тебе простой —Пусть лежит себе Толстой,Ты ж беги с собачьих глаз.Эта книга не про вас!»

Едва успел дописать, как из лесу послышались голоса. Быстро сунув тетрадь и книгу в пещерку, я прикрыл отверстие и сел на бугорке. Снова голоса, затем крик, визг.

 — Что там? — испуганно вскочил дядя Федор. — Кажись, бабы!

Голоса слышны где-то в глубине леса.

 — Не волк ли напал? — сказал я. — Как бы Ваньку с Данилкой не загрызли.

 — Они на дерево заберутся.

 — Это верно, — согласился я и тут же представил, как два волка погнались за Ванькой и Данилкой и как они забрались на дуб и сидят. Волки ходят вокруг, скалят зубы, а достать не могут.

Снова раздался крик. Да, это бабы кричат. Что там случилось с ними? Мы переглядываемся. Не успели перемолвиться, как на опушку леса одна за другой выскочили четыре бабы. Растрепанные, испуганные, платки па головах еле держатся. Они бегут, пригнувшись, к нам. Скоро мы заметили, что у трех из них по огромному мешку. Мешки бьют им по спинам, но они бегут и не бросают их.

Первой добежала сноха Бурлаковых. Она бросила мешок в канаву и молча начала махать остальным, зовя их сюда же.

Прибежали еще три. Последняя была беременная. Две также сбросили мешки в канаву, а третья была без мешка. Она, как добежала, так и села под куст.

 — Теперь ее, матушку, пронесет, — указала Степанида на куст и невольно засмеялась. — Вот жара-то, окаянгцина!

 — И откуда они только взялись? — удивилась вторая, поправляя платок. — Как из-под земли.

 — Караулили, видать, — пояснила третья. Указывая на мешки, она обратилась к дяде Федору: — Чего им жалко, гляди-ка!

 — Бабы, эти мешки вы спрячьте куда-нибудь в кусты аль бросьте в степь, — посоветовал дядя Федор.

 — Они в ту сторону подались.

 — Верховые, что ль? — спросил дядя Федор.

 — Верховые. Двое. Кабы на дрожках — не проехали бы.