Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Иоганнес не отставал от меня с расспросами до тех пор, пока не выяснил всего. И тогда он дал волю своему гневу:

— Ага, теперь они кланяются нам в ножки! Ничего не выйдет! За свои поганые деньги они не получат даже грязного лоскута.

И он поклялся мне больше не перевозить ни одного эсэсовца через Эльбу. Теперь уж ни одному из них не удастся переодеться здесь в гражданское платье и уйти от наказания и расплаты!..

С востока и запада, подобно грому, доносился глухой рокот. Когда смерилось, долину ярко осветили огни пожаров, вспышки взрывов. На обагренном горизонте темными тенями вырастали буки, ольховые деревья, кустарники. Молча закопали мы убитую овчарку неподалеку от дома.

В ту же ночь англичане заняли село Ферхфельде. Эту новость принесли нам перепутанные насмерть ребята — члены гитлерюгенда. Они якобы видели не то тридцать, не то сорок танков и умоляли нас переправить их на восточный берег.

— Только в случае, если вы бросите свои фаустпатроны в воду, — сказал им мой муж.

И они сделали это. Пареньки срывали с себя ремни, ножи, винтовки, стаскивали каски, и все это летело в воду. Я стояла у сходней и смотрела, как паром скользит по воде, этот некогда ненавистный мне паром. Незадолго до своей кончины отец заново покрыл его лаком. Как только паром причалил, все эти пятнадцати- и шестнадцатилетние парнишки выскочили мигом на берег. Я надеялась, что нам удалось спасти их от бессмысленной гибели. Я долго смотрела им вслед, а когда муж вернулся, благодарно пожала ему руку.

Но война на этом не кончилась. Советская Армия приближалась к Эльбе, и те, кто еще недавно бежал на восток, теперь хлынули на запад. И опять паром сновал от одного берега до другого. Кто-то из пассажиров случайно обмолвился, что неподалеку от берега эсэсовский патруль схватил группу ребят — безоружных членов гитлерюгенда — и повесил их на деревьях, что растут вдоль шоссе. В тот же день мой муж потребовал те три пятидесятимарковые бумажки, которые я надежно схоронила, разорвал их на мелкие пестрые клочки, бросил в печку и долго потом смотрел на огонь.

Ночью с того берега неслись крики. Иоганнес, казалось, не замечал их. Когда вопли стали нестерпимыми, он спокойно сказал: «Это эсэсовцы». Вдруг раздался резкий стук в нашу дверь. Иоганнес вскочил и схватил кочергу. Он как будто наперед знал, что ему грозит. Несколько эсэсовцев, перебравшихся вплавь через Эльбу, мокрые до нитки, ворвались в дом и стали бить Иоганнеса по лицу. И снова он оказался побежденным. Что мог он сделать одной здоровой рукой? Они выбили у него из руки кочергу и, подталкивая, погнали к парому. Всю ночь перевозил Иоганнес с того берега эсэсовцев. Среди его ночных пассажиров были и помещики с семьями, и городские франты; и опять паром был забит чемоданами, сундуками, коврами и картинами.

Под утро началась страшная сумятица. Я стояла на берегу неподалеку от дома. С реки доносились выстрелы, шум моторов, пронзительные крики. В предрассветных сумерках я видела, как, покачиваясь на волнах, медленно, слишком медленно к берегу приближался луч света. Вот паром подошел к сходням, раздался обычный скрежет досок. Схватив брошенный мне канат, я обмотала его вокруг столба. Пассажиры были знакомые — мотоциклисты, эсэсовский патруль. Солдаты вкатывали свои грохочущие мотоциклы вверх по мосткам — светловолосого среди них не было. Стараясь пробраться к своему мужу, я чувствовала, что задыхаюсь от выхлопных газов. Иоганнес стоял перед эсэсовским офицером, тем самым, что два дня назад убил нашу собаку, и кричал:

— Ведь это были совсем еще дети! Зачем вы убили детей? Отвечайте, зачем вы это сделали?

Между тем солдаты перетаскивали с парома ящики и сваливали их на берегу. Затем, достав из мотоциклетных колясок ручные гранаты, они перенесли их на паром. Мой муж ничего не видел, ничего не замечал. Не отпуская от себя офицера, он все твердил ему одно и то же. Вдруг вспыхнула пропитанная бензином тряпка. Меня и Иоганнеса с силой толкнули и потащили куда-то, и наконец мы очутились в одной из ям на берегу. В то же мгновение раздался взрыв, взметнув в небо фонтан брызг и тучу щепок, которые тут же шлепались в воду.

— Прочь отсюда! Скорее! Русские! — орали эсэсовцы.

Их плащи развевались; они вскакивали на мотоциклы в с громким тарахтением уносились прочь.