Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Глупая Мышка будто обрадовалась такой перспективе. Прыгала ему на ногу и вымазала землею брюки. Но что там брюки! Ему даже приятно было воображать себя бедным, забытым, уничтоженным великим процессом. Он мученик и добровольно несет свой крест. Ощущал, как его тело приятно покрывается испариной, дыхание становится чистым и легким, а жалость к себе возбуждает аппетит. Такой молодой аппетит, такой здоровый, что просто чудо! Догадаются ли только приготовить к ужину молоденькие шампиньоны так, как он любит: целенькие, густо политые сметаной и освеженные зеленым лучком… Надо было сказать Мотре… Черт побери! Всегда эти истории разжигают его кровь, заставляют ее играть. Но, собственно говоря, что же случилось? Какая-то невероятная похвальба, глупые угрозы. Они развеются тотчас, стоит только поговорить с селом. Все будет по-старому, тихо и мирно – ведь кто бы осмелился отобрать у него землю?… У него? Ха-ха!

– Мышка, ауап1П[38]

Однако дома и не думали подавать ужин.

Софья Петровна ждала его на террасе, и не успел он снять картуз, как она напустилась на него:

– Аркадий, у тебя есть дети!

Под глазами у нее чернели круги.

– Ну, есть, душенька.

– Тут не до шуток. Ты должен ехать к губернатору…

Аркадий Петрович пожал плечами и отвернулся.

– Надо просить, чтобы он сейчас же прислал казаков.

– Прости, Соня, ты мелешь вздор.

– А что же, дожидаться, чтобы мужики землю отобрали?

– Ну, и отберут. Земля принадлежит им.

– Ты помешался на либеральных идеях. Если ты упрямишься, я их сама позову.

– Я не потерплю казаков у себя.

– Без них не обойдешься.

– А я устрою скандал и не знаю, что сделаю… в тюрьму пойду… в Сибирь…

– Аркадий, голубчик…

– …на каторгу пойду, а не допущу…

– Пойми же, Аркадий.

Но он не хотел понимать. Расшумелся, как самовар, который вот-вот побежит. Кричал, весь красный и мокрый, топал ногами и так махал руками, будто перед ним была не жена, а ненавистные казаки.

Так из разговора ничего и не вышло, только ужин ему испортили. Тем более что забыли приготовить шампиньоны.

– А где же Антоша?

Его не было за ужином. И по тому, как смутилась Софья Петровна, сочиняя небылицы, по тому, как Лида сжала губы, он догадался, что от него что-то скрывают.

Но ничего не сказал.

Наутро Аркадий Петрович проснулся в отвратительном настроении. Уже в том, как Савка внес воду и с грохотом поставил на умывальник, а выходя, стукнул дверью, он почувствовал неуважение к себе.

«Знает, шельма, что мужики завтра отберут землю, а с голодранцем нечего церемониться…»

Позавтракал без аппетита и отправился по хозяйству. Обошел сад, запертые амбары, у которых Мотря, подоткнув подол, кормила гусей, пустые хлевы, откуда из глубоких черных отверстий шел едкий запах.

Кучер во дворе мыл фаэтон.

Потом заглянул в конюшню. Там топтались лошади и жевали овес, а у дверей лежала большая куча старого навоза. Возле нее, уронив оглобли в траву, покоилась мокрая бочка с водой.

– Ферапонт, сейчас же перебрось навоз за конюшню! Набросал перед дверьми, словно напоказ…

Кучер разогнул спину и стоял, держа мокрую тряпку в красных руках.

– Слушаюсь.

«А ведь ни к чему это,- подумал Аркадий Петрович,- но раз велел…»

Мимо ворот проходил Бондаришин и, увидев пана, поклонился ему.

«Вишь, едва приподнял брпль,- вскипел Аркадий Петрович.- Что я им теперь? Я им уже не нужен…»

– Хам! – бросил сквозь зубы, глядя вслед Бондаришину.

Спустившись с крыльца, отправлялся в ежедневное «плавание» слепой адмирал под руку со своим «миноносцем». Они прошли мимо, даже не заметив его.

«И этот сегодня ведет себя иначе»,- подумал Аркадий Петрович о «миноносце».

«Радуется поди, бестия, что больше не будет панов…»

Аркадий Петрович отправился в поле, как-то так, бесцельно. Надвинулась туча. «А ведь сено возят!» – вспомнил он с тревогой. Крупные капли упали уже на картуз, на руки и на лицо. Запахло рожью. Думал, что надо вернуться, и не возвращался. И вдруг теплые небесные воды щедро пролились на нивы из недр сизой тучи, но сейчас же, где-то неподалеку, солнце зажгло радугу, и дождь прекратился. Тяжелые капли повисли на колосьях, легкий пар поднялся над нивами. Аркадий Петрович тоже почувствовал испарину. Но он не обрадовался: ему уже больше хотелось туч и дождя, чем солнца. Черт побери сено, пусть пропадет!

Так же, не задумываясь – зачем, вернулся во двор. Кучер все еще возился с фаэтоном. Куча навоза, почерневшая от дождя, так же лежала у дверей конюшни, над ней стоял пар.

Аркадий Петрович даже задрожал от злости.

– Ферапонт! Что я велел? Десять раз тебе повторять? Пошел сейчас же к навозу!…

Он поднял палку и, потрясая ею, тыкал, указывая на конюшню, пока удивленный кучер лениво брался за вилы.

«Это он нарочно,- думал Аркадий Петрович.- Что будет завтра – увидим, а сегодня я еще хозяин».

В кабинете он немного успокоился. Снял верхнюю одежду и в сорочке лег на кушетку.

«Глупости. Стоит ли так волноваться? Не все ли равно, где будет лежать навоз?»

Ему стало немного стыдно перед Ферапоитом.

Полежал молча, зажмурив глаза.

«А теперь что?»

Открыл глаза и посмотрел на потолок.

Ответа не было.