Это Эндрю Базаревич, директор филиала «Боинга». Престарелый донжуан с изящными тоненькими усиками. Ходили слухи, что потерянную с возрастом природную смоль волос Базаревича не могут восстановить даже наны, шевелюру приходилось по старинке красить.
— Вы несете личную ответственность за беспорядки!
— Корпоративные территории не пострадали, — напомнил Мертвый.
Эндрю желал развить тему, четче донести свое отношение к происходящему, жестче высказать Кауфману претензии. Любой верхолаз — превосходный оратор. Умению хорошо говорить их учат с детства, оно оттачивается на бесконечных совещаниях, переговорах, конференциях и заседаниях акционеров. Однако любому человеку необходимо дышать, прерывать речь, чтобы наполнить легкие воздухом, и Мертвый превосходно умел вклиниваться в вынужденные паузы.
— Мои сотрудники действовали предельно аккуратно. Лишних жертв нет.
— Лишних жертв?! — взорвался Дюгарри.
Но Кауфман не позволил Леону продолжить:
— Под лишними жертвами я подразумеваю законопослушных граждан, пострадавших в результате действий СБА. Мы провели серьезную работу по предупреждению населения. Информация о том, где идут боевые действия, распространялась в режиме реального времени по всем лентам новостей, и…
— Но жертвы все равно были!
— Это естественно во время беспорядков!
— Какое наказание понесут ваши подчиненные, виновные в гибели мирных граждан? — Базаревич подался вперед.
В конференц-зале собрались почти полтора десятка верхолазов, и ни одного из них не задела откровенная глупость вопроса. Даже Холодов не спешил на помощь, впрочем, у него для этого были основания.
— Никакого! — отрезал Мертвый. — Во время подавления мятежа сотрудники СБА имеют право на неограниченное применение оружия!
— Раньше вы не были столь откровенны, Максимилиан, — заметил Клаус Шеллинг, директор филиала «Евроспейс».
— Был, — прищурился Кауфман. — Но вы не обращали на мою откровенность никакого внимания. — И сразу же, не дав Шеллингу возразить, принялся сыпать цифрами: — Во время бунта в Урусе от рук безов погибло шестьдесят четыре мирных жителя. При подавлении беспорядков в Занзибаре убито сто одиннадцать…
— Для чего вы это говорите?!
— Раньше вы никак не реагировали на гибель граждан, — пожал плечами Макс. — Я обеспечивал порядок в Анклаве и оберегал корпоративные территории так, как считал нужным. Разве в моих обязанностях что-то изменилось?
Верхолазы переглянулись. Холодов едва заметно улыбнулся. Мертвый не просто отбился от нападок, он придавил наседающих бонз, загнал их в угол. Теперь им придется либо признать правомерность действий СБА и поддерживать Кауфмана в противостоянии с Моратти, либо открывать карты и рассказывать об истинных причинах своего неудовольствия.
— В чем-то вы правы, Максимилиан, — медленно произнес Дюгарри. — Изменилось.
— Мои обязанности?
— Нет, — пробурчал Клаус, — общее положение дел.
Возможно, Дюгарри и Шеллинг корили себя за несдержанность, но прекратить разговор они уже не могли. Иначе Кауфман выйдет победителем, и большинство верхолазов, мягко пожурив директора за излишнюю резкость, выступят за сохранение должности за Максом. В конце концов, московские корпоративные территории не подвергались атакам очень давно, гораздо дольше, чем в других Анклавах.
— Мы не можем отмахиваться от претензий, которые предъявляют государства, — выдавил из себя Дюгарри.
Нет, можем. Точнее, могли.
На заре становления Анклавов корпорации действительно вели себя крайне осмотрительно. Без холуйства, разумеется, но к мнению политиков прислушивались. Однако по мере того как независимые территории набирали экономическую мощь, тон взаимоотношений менялся. Корпорации позволяли себе конфликтовать с отдельными государствами и даже целыми континентами, корпорации требовали уважения и добивались его.
Теперь, судя по всему, старые времена возвращались.
— Жестокость, проявленная при подавлении беспорядков в Аравии, населенной преимущественно европейцами, вызвала неудовольствие Исламского Союза. Официально Эль-Париж еще не высказался, эмиры выбирают подходящие формулировки, но до нас доходят слухи, что они крайне злы.
— А рынок Союза важен для Анклавов, — поддакнул Шеллинг.
— Кажется, в ходе подавления бунта ни один квартал Эль-Парижа не пострадал, — с деланым удивлением отозвался Мертвый.
Верхолазы встретили его слова легкими смешками, даже Холодов позволил себе улыбку.
— Я буду благодарен, если вы воздержитесь впредь от подобных шуток. — Дюгарри буравил Кауфмана взглядом. — Аравийцы — граждане Анклава. Но Исламский Союз не намерен закрывать глаза на притеснения, которым подвергаются этнические европейцы.
— Некоторые видные политики замечают, что если бы бунт вспыхнул на другой территории, вы бы действовали менее жестко.
Когда это, интересно, они успели заметить? В Союзе раннее утро.
— Корпоративные территории не бунтуют, — усмехнулся Мертвый. — А в любом другом районе мои действия были бы точно такими же. СБА создана для охраны интересов корпораций, а массовые беспорядки несут им прямую угрозу.
Собравшиеся закивали: прав чертов Кауфман, прав! Молодец!