Поворот за мостом (СИ)

К счастью, повышенной брезгливостью я никогда не страдала, так что ни запах помета, ни огрызки овощей нисколько меня не испугали. Расправившись с поддонами, я начала думать, как бы прибраться внутри. В углу сарая обнаружился небольшой вольер, так что решение нашлось само собой.

Первая пара возмущенно попискивавших толстых белых кроликов с черными ушами отправилась в новую клетку.

Вооружившись перчатками, бутылкой «Фейри» и щеткой, найденной тут же, на заваленной всяким барахлом полке, я принялась вычищать их тесное и не очень-то уютное на первый взгляд гнездо.

Дело шло быстро, хотя я и пожалела, что у меня нет ни телефона, ни наушников — с музыкой работать щеткой было бы куда веселее. Убегая, я оставила их дома вовсе не из опасения быть выслеженной через GPS (или что там для этого требуется), а попросту забыла второпях.

Дома у меня было все. Огромный шкаф, заваленный одеждой, письменный стол, уставленный горшками с суккулентами, своя собственная мини-библиотека. С тех пор, как мама по счастливой случайности получила должность шеф-повара в классном ресторане, мы ни в чем не нуждались — у меня всегда были деньги на карманные расходы (к счастью, большую их часть я откладывала, и в итоге склонность к экономии очень пригодилась, чтобы сбежать), училась я в лучшей старшей школе города, а на каникулах ездила с друзьями отдыхать на побережье в летний лагерь. В одну из таких поездок я даже провела пару лекций по литературе для ребят помладше, за что и получила благодарственное письмо, которое презентовала мистеру Хейзу как рекомендацию от работодателя, на которую он даже не взглянул.

Но насчет кофейни я не приукрасила, потому что действительно подрабатывала в прошлом году официанткой.

Мне казалось, начать работать в шестнадцать — это зрелая позиция. Я гордилась собой, и мама тоже мной гордилась: она часто упоминала о том, что рано начала зарабатывать, чтобы прокормить себя и свою мать. Ее отец, мой дед, умер задолго до моего рождения. Моя бабушка умерла, когда мне было тринадцать — я до сих пор помнила приторный аромат траурных белых роз и сухие старческие руки ее друзей, похлопывающих меня по плечам в сдержанных выражениях соболезнований на поминальной службе. Бабушку я плохо знала и не особо к ней привязалась в детстве, потому что она жила за сотни миль от нас и мы редко ее навещали — чаще ограничивались обменом поздравительными открытками два раза в год. Я не понимала этого в детстве, но годы спустя осознала — бабушка винила маму за то, что я росла без отца, да и мое появление на свет, судя по всему, не поддерживала.

Отца я никогда не видела и понятия не имела, жив ли он и где он. Мама упоминала, что это была случайная связь и что детей он никогда не хотел — и по выражению ее лица, когда она говорила это, было заметно, что человеком он был не самым выдающимся и что ее не очень-то волнует, что с ним стало.

Странно было наблюдать за тем, как круто изменилась вся моя жизнь после ее внезапной и такой нелепой гибели.

Все, что мне осталось после нее — боязнь мостов, ненависть к адвокатам и неизвестно какое наследство, в которое я смогу вступить не ранее, чем через два месяца. А пока…

Я собиралась вычистить уже четвертую по счету клетку. Перенесла одного кролика в вольер и потянулась к другому — маленькому дрожащему тельцу, от которого во все стороны разлетались клочья белого пуха. Если его сородичи относились к временному переезду с любопытством и легким волнением, этот же трясся от страха, и, забившись в дальний угол, взирал на меня огромными, ошалевшими красными глазищами. Красные глаза, кстати, из всего выводка были только у него одного, так что я лихорадочно пыталась припомнить, не является ли это признаком бешенства или повышенной агрессивности.

— Иди сюда, приятель, — позвала я его успокаивающе нежным тоном, который скорее предназначался мне самой, попутно стаскивая с рук перчатки. Дверцу клетки я придерживала локтем, морщась от ощущения, что к коже что-то липнет. — Дай мне пять минут, и можешь вернуться обратно.

Очевидно, разговоры тут были бессильны. Кролик издал какой-то звук, похожий на фырканье, и мне пришло в голову, что этим своеобразным «не подходи ко мне, а то руку откушу» он похож на Акселя.

Не успела я обдумать это сравнение, кролик воинственно метнулся в мою сторону.

Взвизгнув, я отскочила в сторону, едва не сбив стоящий на полу вольер. До меня донеслось ржание лошади, стоящей в стойле в самом конце хлева.

Кролик, который, судя по всему, и не планировал на меня нападать, с глухим шлепком упал на присыпанную сеном землю и юркнул в дыру на стыке деревянных стен.

Катастрофа.

Я бросилась на колени и сунула руку в эту дыру, но нащупала с обратной стороны только траву и влажную землю. С той скоростью, с которой умчался ушастый, можно было предположить, что он уже пересек границу с Канадой и теперь насмехается над моей неуклюжестью в компании местных крольчих.