В Феодосийской тишинеНа самом на карантинеМы поселиться согласились,От дней и пляжа в стороне,У Времени – на глубинеИ прижились, и вдруг зажились.Армянской церкви кривизна,За морем – гулкая страна,Больницы призрачный отстойник,И лазаретная стена,Где в черном выставлен покойник…И только моря крутизнаВнизу белеет, как подойник.Глядишь, и страсти улеглись,Сцепленья дней надорвались,Что подошло – не знаем сами,И эта даль, и эта близь –В одно-единое слилисьОднообразными часами.Вдруг стало пусто и светло,Пример решаем набелоПотоками людского Ганга,Как будто, скептикам назло,Давно известное числоСпросонья шепчет тетка Ванга.
Ухань
Всем откровеньям вопреки,У ртутной медленной реки,Подняв возничих на возки,Стоят незримые полки.Подземный гул. Шеренги спин.Потоки скул. Один в один.И Вельзевул. И Время Цинь.Они – глядят и не глядят.Они – стоят и не стоят.Народ в народ. Из ряда в ряд.Из рода в род. Века подряд.Они не ждут. Они не ждут.Они идут. Они идут.И не зовут. И не поют.И ртутный ток с ладоней пьют.Колонны глиняных солдат.Таких воинственных ребят.Не пропоет в ночи рожок.И не ступнут ни на вершок.Никто не охнет, не вздохнет.Не возвращается поход…Вдруг кто-то молвил: «Дело дрянь,Горит Ухань, родной Ухань.Нас крепко держат день и срок…»– А я бы мог.– И я бы мог.– Потом, потом, потом, потом!– Пойдем, пойдем, пойдем, пойдем!И поднимают белый флаг.И делают тяжелый шаг.В каком-то глиняном рядуИ в терракотовом году.Сама Земля, Земля самаНе терпит рабского клейма.…Прошли распутицей земной,Планетной позваны бедой.Их разговор еще не стих.Остались метки после них –Коней и брошенный телег…И все покрыл внезапный снег……Аддис-Абеба, Колыма,Каир и станция Зима……Молчит эфир. Встает рассвет.Ни стука и ни звука нет.Сиянье крыш. Касанье крыл.Кто – приходил, и кто тут был?..…Пропал и сгинул батальон,Но – легче дышится… Озон…Кому не правило – зола,Кому История – мала.