Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

И так в обществах людей, мало образованных, предмет разговора вовсе не занимателен для дам, которые довольствуются победоносным могуществом глаз своих, и тогда только прибегают к проискам, когда нужно поработить сердце.

Воин, который заставляет вас присутствовать на всех битвах своих, который как бы вместе с вами отрывает траншею, геройствует в осаде среди мертвых и раненых; воин занимателен для ученых и скучен для модных мотыльков, которые умеют только слегка коснуться некоторых предметов легкого и приятного разговора. Критик есть страшный бич, а путешественник… Мне должно здесь остановиться; слово, хотевшее вырваться у меня, противно нежному слуху. Но все знают, что путешественники славятся тем, что рассказы их в вечной вражде с правдоподобием.

Таких людей немного, которые одарены довольно плодовитым умом на тот конец, чтобы они могли по произволу выбирать предметы разговора, приличествующие вкусу и характеру того общества, где находятся, а еще менее таких, которые имеют довольно рассудка на то, чтобы уметь говорить и слушать кстати, чтобы уметь показать свои таланты и возвысить способности других, доставляя им случай выказать их. Первые должны иметь здравый рассудок; вторые здравый рассудок и доброе сердце.

От сего происходит, что разговор часто слабеет и что мелочи, которыми наполняются рассказы, не имеют никакой цены. Звуки доходят до слуха, но память ничего от них не удерживает; и если по несчастию она держит что-либо из слышанного, то обыкновенно по нашему прискорбию мы должны бываем сказать: «Я потерял мой день!»

Когда кто говорит, надобно его слушать и не прерывать ни для чего его речей, а тем менее для того, чтоб сказать, что я лучше о том знаю и разскажу ^[46]. Во время чьего нибудь разсказывания очень не учтиво скучать, зевать, глядеть на часы; так же не надобно лукаво улыбаться, шептать кому на ухо, или на иностранном языке сказать нечто, чего другие не разумеют, чтоб не подать подозрения, что мы на счет разсказывающего нечто обидное сказать, или что он лжет, подозрение подать хотим: что все очень не учтиво; ибо весьма больно самолюбию человеческому, когда разговоров наших слушать не хотят; и по тому человека, хотя бы он что либо и не весьма разумное сказывал, таким образом, против себя огорчать не должно. Естьли же мы что нибудь разсказываем, то разсказывать надобно ясно, и сколько можно короче, без всяких дальних околичностей, часто к делу не принадлежащих, чтоб длинным разсказом, может быть еще и о какой нибудь безделице, слушающих не отяготить, и тем не употребить во зло других к нам внимания.

Пустомеля всегда скучен. Он к стате и не к стате беспрестанно говорит и хочет, чтоб общество его только разговорами занималось: надобно, чтоб всякий имел свободу и время свои мысли и разсуждения к общему разговору присоединять.

Есть особливаго свойства люди, кои в разговорах господствовать любят, и хотят, чтоб все перед ними молчали, их только слушали и суждения их определительными почитали: кто осмелится некоторым из мнений их попротиворечить, они осердятся, заспорят, закричат, так что и по неволе молчать заставят; и после чего никто уже вперед их разговоров слушать не захочет. Естьли с таковым человеком где в обществе разговаривать случится, и когда он горячиться начнет, скромность и учтивость требуют уступить ему, хотя бы он нечто и нелепое утверждал; ибо доказательства только его более раздражить, нежели уверить и успокоить могут.

Молодому человеку надобно крайне опасаться сей всем несносной привычки, спорить и кричать, чтоб иметь удовольствие переспорить других. Можно говорить нечто и противное мнениям других, но так, чтоб не было тут пристрастия к собственным своим мнениям, а справедливость бы нас говорить заставляла; и благоразумие наше должно знать, где при случае и уступить.

Убегать также должно общаго почти порока бесед, чтоб от скуки своих знакомых злословить, пересказывая их пороки в смешных видах.

Есть люди, кои хотят смешить общество, и, для краснаго словца, ни знакомаго, ни хорошаго приятеля, ни роднаго, ниже другаго чего священнаго пожелают, лишь бы то было только к стате: правда, смеются тому, и удивляются их остроте; но внутренно таких людей всегда презирают; а тем менее хотят с ними дело иметь; ибо всякий опасается, что такий человек, узнав его сколько нибудь покороче, не оставит к стате осмеять его поступки.

Молодому человеку должно крайне сего остерегаться; ибо таковое ремесло весьма для него блистательно и заманчиво. Нежная острота к стате сказанной шутки, но никого не огорчающей, заставляет улыбаться общество, производя в душах удовольствие; но едкая соль, с желчию растворенная, и из под тишка, но явственно на кого нибудь целющая, хотя громкой вынуждает в обществе хохот; но оставляет в сердцах какую-то горечь, которая остряка почитать не заставляет. В обществе равных себе, без шуток конечно не может быть приятности; таковыя шутки однакож не должны быть противны учтивости; но не должно брать на себя и должности шута.