Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Свободный крестьянин времен Империи чувствует себя собственником во многом благодаря виноградарству. «Жилище виноградаря видно издали — высокий дом, винный погреб с гигантской дверью, через которую туда вкатывают бочки, кладовая, занимающая просторный первый этаж, меж тем как лестница, часто наружная и порой весьма затейливая, ведет наверх, в жилые комнаты», — пишет Фернан Бродель.

«Если хлеб — тело Христово, то вино — символ его крови. И если зерно — проза нашего многовекового прошлого, то виноградники, появившиеся позднее, — его поэзия: они озаряют, облагораживают наши пейзажи».

Площади под виноградниками меньше, чем под зерновыми, но уход за ними многотруден: нужно вскапывать землю легкой сохой с железным лемехом, а склоны гор — заступом, разрыхлять почву между лозами, выкорчевывать и заменять старые растения[218], таскать землю «на своем горбу», если дожди уносят ее вниз, каждый год подрезать побеги. Виноградники, расположенные террасами, нужно все время подправлять.

Наступает пора сбора урожая, и виноградарь нанимает множество людей себе в помощь. Они срезают спелые гроздья, носят корзины с виноградом, давят его.

Когда-то крестьяне работали на помещика и буржуа, а теперь они — хозяева и мастера своего дела. Однако эти «привилегированные» сами пьют не часто. Для сельских жителей вино остается роскошью, им наслаждаются только по праздникам.

Виноградари довольствуются «питьем» (пикетом, бювандом). Его получают, разводя водой виноградные выжимки, оставшиеся на дне пресса. Зато в городах пьют и богатые, и слуги, и ремесленники.

В городах и цены выше. Артур Юнг купил бутылочку сансерского вина в Ватане, на подступах к городку. Он заплатил 10 су, а в городе отдал бы все 20.

Вино поставляется на экспорт — на континент и во враждебную Англию (под прикрытием специальных лицензий). Растет его промышленное производство. Все больше заказов получают бочары и перевозчики. В огромных подземельях Шампани, Прованса, Лангедока, Бургундии и других частей Франции хранятся несметные богатства — перед тем, как все это поступит на рынок.

По оценке Шапталя, в 1808 году виноградники занимали 1,6 миллиона гектаров.

«Какое буйство виноградников, ими покрыта вся Франция!» — удивлялся современник.

Русский офицер Федор Глинка[219] стал участником дегустации 1814 года. «Шампания, известная своими прекрасными винами, не есть прекрасная область, — рассказывает он. — Она пуста и песчана. В местечке Эперне пили мы самое лучшее шампанское, и я должен был признаться, что до этого времени не пил настоящего. Оно не мутится и не имеет кислорезкого вкуса, потому что не подделано; не бушует, потому что без поташа. Тихо льется оно в стаканы алою или златовидною струею, услаждая обоняние и вкус. Деревня Аи производит лучшее шампанское».

Картофель, наше спасение

С тех пор как картофель, завезенный из Америки, получает распространение, хлебный недород не является столь убийственным, как раньше. Рост населения Европы в XIX веке частично связан с увеличением площадей под картофелем.

В 1752 году на континенте было только два прижившихся вида картофеля, в 1757-м — семь, в 1770-м — девять, в 1772-м — 40, а в первом каталоге Вильморена в 1846 году их будет насчитываться уже 177.

Артур Юнг присутствовал на одном из званых обедов, где подавались исключительно картофельные блюда.

Ж. Ж. Менюре, житель Изера — самого передового департамента Франции, расхваливает картофель: «…это удивительное растение, которое содержит много крахмалистых веществ, очень нежных и вкусных, способен быть самым изысканным гарниром и самым простым блюдом, из него можно приготовить как тонкие и разнообразные яства для богатых, так и простую и легкую пищу для граждан всех сословий».

«Культура эта, привольно расположившаяся, холеная, благоденствующая в моих владениях, принесла мне много пользы; картофель оказался очень выгодным, он нашел себе применение на столе хозяев, работников и челяди, он пошел в пищу курам, индейкам, свиньям; его хватило и для местных жителей, и для продажи и т. д. Какое изобилие, какое удовольствие!»

«Сейчас я выращиваю картофель, — пишет Колло из Либревиля (так в начале революции назвали Шарлевиль), — двух сортов: красный и желтый… Оба сорта картофеля внутри белые и очень вкусные: когда разрежешь картофелину, так и хочется ее съесть».

Во время кампании 1805 года французы питаются картофелем и по возможности запасаются другими продуктами. На дворе ноябрь, солдаты вынуждены закутываться во что попало, теряя «респектабельный вид». 

Один австрийский ветеран видит французскую колонну и описывает ее: «Вот они идут, одетые в крестьянские блузы, накидки из овчины, а то и просто в шкуры; некоторые нагрузились совершенно немыслимым образом — к поясам прицеплены куски сала, ветчины, мяса; на других болтаются привязанные караваи хлеба, бутыли с вином. Их бедность тем не менее… не мешает им раскуривать трубки венскими кредитками».