Повседневная жизнь французов при Наполеоне

В июле 1809 года он выступал на лионской сцене в роли шекспировского Гамлета — пьеса великого англичанина была переработана Дюсисом[231]. Здесь его впервые увидела госпожа де Сталь. Она направила актеру восторженное письмо, текст которого ляжет в основу главы «О декламации» ее книги «О Германии».

Между актером и литераторшей сложился альянс, описанный Стендалем: «…Тальма был, вероятно, низким льстецом, угодливым, пресмыкающимся, а может быть, и чем-нибудь похуже — в отношениях с г-жой де Сталь, которая из-за своей глупой тревоги по поводу того, что она некрасива (если только можно назвать что-нибудь глупым в этой обаятельной женщине), вечно испытывала потребность в новых и обязательных доказательствах противного. Г-жа де Сталь, искушенная не меньше, чем князь Талейран, один из ее любовников, в искусстве пользоваться успехом у парижан, отлично поняла, как будет выгодно для нее оказать содействие успеху Тальма, а успех этот был уже достаточно прочен и утратил малопочтенный оттенок моды».

Конечно, французы смотрели не одни трагедии. Н. М. Карамзин[232] называл в своих «Письмах русского путешественника» пять театров: Большой оперы, Французский театр, Итальянский театр, Театр графа Прованского и Варьете.

Двадцать четыре года спустя досуг Федора Глинки поглощали Опера, Фейдо, Варьете, Водевиль и Амбипо.

К годам Империи относятся первые опыты в области фотографии.

Слава национальной парфюмерии столь велика, что стоит французу заняться этим в другой стране — и он наверняка будет иметь успех.

Непревзойденна французская обувь. Стендаль писал, что женщины Милана «с удовольствием принимают в подарок шесть пар туфель из Парижа…».

В столице производят изделия из хлопка, украшения, часы и мебель. Хорошую мебель из красного дерева можно увидеть и в доме преуспевающего ремесленника.

Мебельные фабрики делают новые, изысканные предметы — псише, большие наклонные зеркала на ножках, курульные кресла. Рейшар описал спальню Жюли Рекамье[233]: «С высоким потолком, она почти по всему периметру стен облицована монолитными зеркалами. Между этими зеркальными панно и над массивными, разукрашенными деревянной мозаикой дверями — белые деревянные панели с вкрапленными темными полосами. Перегородка в глубине, перед окнами, также представляет собой огромное зеркало. За ней красуется придвинутое изголовьем к стене эфирное ложе богини этого будуара».

А теперь описание самого ложа, сделанное другим человеком: «Кровать слывет самой красивой в Париже. Она из красного дерева, декорирована медью и возвышается на двух ступеньках из того же дерева. У изножья кровати, на постаменте, — красивая греческая лампа из меди».

Новый Гражданский кодекс, вступивший в действие в 1804 году, уделял огромное внимание семье. Имущество жены по закону было полной собственностью мужа. Жена и дети не имели имущественных прав, а внебрачные дети — вообще никаких прав. Розыски отца «незаконнорожденных» воспрещались. Кодекс принес с собой строгую регламентацию семейных отношений и в некоторой степени повлиял на нравы.

Сопоставим оценки, данные различными наблюдателями на протяжении всего лишь нескольких лет.

«Испорченность нравов дошла до предела, — писала парижская полиция во время Директории, — и беспорядочная жизнь нового поколения грозит неисчислимыми гибельными последствиями будущему поколению. Содомский грех и софическая любовь стали так же открыты, как и проституция, и делают прискорбные успехи».

Что такое семья в годы революции? Брак — срочный договор, семья — «перекати-поле»[234]. Муж и жена могли свободно развестись по причине несходства характеров.

Церковь была практически исключена из общественной жизни. Что предлагалось взамен? Робеспьер попробовал ввести культ Верховного существа Природы, но стал лишь посмешищем. Госпожа де Сталь подготовила к печати труд, в котором предлагала сделать протестантство государственной религией. Напечатан он не был.

Пока доктринеры ломали головы, народ жил в свое удовольствие. Один родовой провинциальный аристократ, переживший ужасы революции, прибыл в Париж. Он приятно поражен увиденным. Июньский вечер, все женщины в легких — даже чересчур легких! — белых платьях. «Шел дождь, — вспоминает этот гость столицы, — и они одной рукой подбирали свои платья, так натягивая их, что легко было рассмотреть все их формы. Современная грация и мода не позволяют иметь в кармане ничего, кроме тоненького платочка; таким образом, ничто не скрывало приятных очертаний»[235].