Повседневная жизнь японцев. Взгляд за ширму

Существует мнение, что при наличии целого ряда шедевров в этой области в массе своей сюнга остаются не более чем дешевой (в переносном смысле) порнографией, чье мнимое величие во многом покоится на репутации мастеров укиё-э и раздуто опытными пиарщиками-коллекционерами, умеющими из всего извлекать материальную прибыль. Безусловно, это вопрос вкуса. Но если это и так, то в этом смысле сюнга напоминают другой очень популярный, в том числе в России, жанр современной массовой японской рисованной эротики — хэнтай, одним из прообразов которого сюнга, несомненно, и являются. Представление о том, что сюнга «передают самую сокровенную суть укиё-э», возникло во многом из-за их недоступности, но у тех, кто видел много сюнга, первоначальное очарование неофита нередко быстро сменяется разочарованием или безразличием. Впрочем, так происходит не только с любителями. Крупнейший знаток и коллекционер японских гравюр Джеймс Элберт Мичинер, изучив значительное число наиболее известных коллекций, авторитетно заявляет, что из ста эротических книг, выбранных наугад, по крайней мере, девяносто — «чистый хлам», не имеющий художественной ценности, даже если на них и стоят имена Киёнаги, Сюнсо или Утамаро. Понимая, что создавались они ради денег, а также признавая определенную смелость в их изготовлении (поскольку гравюры нередко подвергались цензурному запрету со стороны властей, а их авторы преследовались) и даже отдавая им дань как своеобразной форме социального протеста против строгой регламентации всех сторон жизни средневековой Японии, Мичинер полагает, что потеря от недоступности 90 процентов сюнга для людских глаз невелика[61]

. Конечно, ответ на вопрос: «Являются ли все сюнга художественным шедевром?» — вероятно, всегда будет поводом для дискуссий: кому-то нравится, кому-то нет, но вот важность сюнга для японской сексуальной культуры — факт, кажется, бесспорный, а потому стоит подробнее рассказать, как возникли эти гравюры и во что они превратились.

Откуда «растут ноги»

Мы знаем, что традиция издания своеобразных «эротических пособий» для молодежи существовала в Японии задолго до появления сюнга — примерно с IX–X веков, когда появились «книжки у изголовья» — макура-э. Какая-то, вероятно, весьма значительная часть из них носила эротический характер и соответствующим образом иллюстрировалась. Учитывая особенности древнего японского общества, такие свитки были в ходу прежде всего в аристократических или, по крайней мере, богатых семействах и нередко передавались по наследству. Благодаря этому часть из них дошла до нашего времени и оказалась доступна для изучения специалистами, которые из всего массива старинных эротических изданий особо выделяют «великие сексуальные панорамы» школы Тоса. Это возникшее в XIV веке течение — нечто среднее между древней японской живописью ямато-э и средневековыми сюнга. Только его исследователи характеризуют как одновременно «откровенное, человечное и органичное» искусство.

Уже в то время японцы, верные своей привычке, принялись переосмысливать индийские и китайские трактаты о любви, и это выразилось в знакомой нам по прозе и поэзии форме. Жители Страны солнечного корня редко воспевали эротическую любовь, предпочитая в своих произведениях обучать ей, в том числе посредством иллюстрированных картинок. Китайские многоплановые эротические повествования уступили место незамысловатым и коротким историям об амурных приключениях, созданных с сугубо японским откровенным отношением к сексу.

Настоящий же расцвет японского эротического искусства, связанный с появлением сюнга, начался, когда на карте Эдо возникла Ёсивара и проституция стала официально признанным бизнесом. Хотя японское правительство не раз приходило в ужас от содержания гравюр, отражающих жизнь Ёсивары и время от времени запрещало сюнга, эротическое книгоиздание стремительно набирало обороты, расширяя свой рынок. Тем более что правительство не было так уж против сюжетов. Как полагает искусствовед Анна Эдуардовна Пушакова, «скорее, их целью было предотвратить изображение представителей правящего класса в неподобающем контексте»[62]. Надо отметить, что население Эдо в то время перевалило за полмиллиона человек, да и Осака быстро его догоняла — это значило, что читателей у сюнга становилось все больше, причем как мужчин, так и женщин. Специальные «коробейники» разносили запрещенную литературу по домам, где ее с энтузиазмом покупали стеснительные дамы и девушки, а мужчины сами приходили в книжные лавки, где, как они точно знали, всегда можно приобрести вожделенные «веселые картинки».