Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Второй раз это название прозвучало в выступлении гласного Н. Л. Казецкого. На заседании городской думы 28 октября, когда снова всплыл вопрос о Немецкой улице, он предложил написать на табличках два наименования улицы: «Немецкая» и «Иноземская». Пусть, мол, жители сами подписывают почтовую корреспонденцию приемлемым для них адресом. Но и на этот раз сторонники переименования потерпели поражение. Решением большинства гласных «во имя памяти Петра Первого и его учителей немцев-голландцев», живших в слободе Кукуй, превратившейся со временем в Немецкую улицу, было сохранено историческое название.

«Немец, убирайся на Кукуй!» – кричали жители средневековой Москвы, не желавшие оскверниться общением с иностранцем. В 1914 году это выражение уже было основательно забыто, но выходцам из германских земель, в одночасье ставшим чем-то вроде прокаженных, от этого не становилось легче. Фридрих Штайнман, испытавший на себе гонения военного времени, писал в мемуарах:

«В одно мгновение изменилось положение немцев России, обитателей русских городов, торговцев, ремесленников, литераторов, гордых культурными достижениями своими и своих отцов, не особенно любимых русскими, но все-таки уважаемых. В одну ночь они превратились в гонимые парии, людей низшей расы, опасных врагов государства, с которыми обращались с ненавистью и недоверием. Немецкое имя, прежде столь гордо звучавшее, стало ругательным выражением. Многие добрые друзья и знакомые среди русских прервали с нами всякое общение, избегали наших визитов и приглашений к себе в гости и даже не отвечали на приветствие при встрече на улице…»[44]

Следует отметить, что в начале XX века среди иностранных колоний в Москве немецкая была самой многочисленной – свыше 20 тысяч человек[45]

. Немалую часть московских немцев составляли подданные России, принадлежавшие к Православной церкви. Например, до 1905 года, по законам Российской империи, детей, рожденных в смешанных браках, в обязательном порядке крестили в православие. Многие из предпринимателей немецкого происхождения настолько срослись с Россией, что стали неотъемлемой частью ее истории. Так, заслуги барона А. Л. Кнопа в становлении русской текстильной промышленности отразились даже в фольклоре. «Что ни церковь – то поп, что ни фабрика – то Кноп» – ходила в свое время такая поговорка.

Если же рассматривать сосуществование немцев и русских на бытовом уровне, то все точки соприкосновения не поддаются подсчету. Как и то, сколько детей в российских семьях было воспитано немками-боннами. В каждой московской аптеке говорили по-немецки. Заслуженной славой лучших заведений города пользовались рестораны и гостиницы «Альпийская роза», «Савой», «Билло», «Вельде». Как теперь ни удивительно, но традицию под Новый год ставить и украшать в домах елки москвичи переняли именно от немцев.

С момента объявления войны московские немцы сразу же превратились в объект неприязни, а со временем и открытой ненависти.

Первым отчетливым проявлением германофобии стало изгнание австрийцев и немцев, по примеру Славянского клуба, из различных общественных организаций. Купеческий клуб, Архитектурное и Фотографическое общества, Кружок правильной охоты, Общество взаимопомощи оркестровых музыкантов, Вспомогательное общество коммивояжеров, любители аквариума и комнатных растений – дня не проходило, чтобы то или иное сообщество не объявило об исключении из своих рядов подданных вражеских государств.

В Литературно-художественном кружке заявление о необходимости избавления от немцев подписали И. Л. Толстой, А. А. Бахрушин, А. И. Южин и другие видные русские интеллигенты, но единства по этому вопросу не было. Нашлись люди, возражавшие против позорной акции, и руководство Кружка, стремясь избежать скандала, предложило кандидатам на отчисление самим подать в отставку.

Бурно прошло «очистительное» заседание Общества любителей охоты: «немецкая» группировка вместо «исключения» настаивала на принятии формулировки «временное устранение» (до окончания войны). Тем не менее «русаки» победили – немцев однозначно исключили, оговорив, что прием заново возможен только с санкции общего собрания. Не удержались в составе правления А. А. Гезе и П. В. Бухгольц. Вместо них руководителями охотников были избраны И. Е. Смирнов и Г. И. ГогольЯновский.

В конце октября 1914 года изгнание граждан враждебных России государств из общественных организаций получило официальный статус. Главноначальствующий над Москвой издал распоряжение, согласно которому руководство всех общественных союзов должно было не только провести чистку своих рядов, но и представить властям соответствующий отчет. На этот раз, кроме немцев и австрийцев, изгнанию подлежали турецкоподданные[46].