Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне

Надев домашние туфли из красной кожи, он садится за круглый столик, чтобы выпить черный кофе, пока камердинер готовит все для утреннего туалета. Спартанская обстановка этой комнаты, должно быть, напоминает изгнаннику о походных палатках, в которых ему доводилось ночевать в самых различных частях Европы. В углу стоит железная кровать, служившая ему в военных походах, рядом — круглый столик красного дерева, за которым он завтракает, между окон — простой письменный стол, покрытый зеленым сукном; у камина с одной стороны диван, загороженный красивой ширмой, покрытой китайским лаком, с другой — большой несессер работы Бьеннэ, ювелира из предместья Сент-Оноре; несессер этот бросает на стены отблеск исчезнувшей роскоши. На стене и на камине — миниатюры с изображением Марии-Луизы и Римского короля, памятные безделушки, среди которых часы великого Фридриха Прусского, канделябры и курильница.

Выпив кофе, Наполеон приступает к утреннему туалету. Он всегда был и остался очень аккуратным, даже педантичным в вопросах гигиены, как впрочем, и во всем остальном. Выбрив обе щеки, он осматривает себя при другом освещении под внимательным взглядом слуги, который должен отвечать на вопросы: не осталось ли еще мест, которых не коснулась бритва, не торчат ли где-нибудь несбритые волоски? Затем он обливается над серебряным тазом, но ванну утром принимает редко. Он очень тщательно чистит зубы, опрыскивает лицо одеколоном, а торс ему растирает одеколоном лакей.

— Три сильнее, как осла, — нередко шутит он.

Эти растирания идут ему на пользу, и он часто говорит о них тем, кто допущен к его утреннему туалету

— Бертран, вы растираете себя таким образом?

— Нет, сир.

— И зря. Это предохраняет от многих болезней.

В этот момент слуга объявляет о приходе врача. После измены своего постоянного врача Мэнго Наполеон на «Беллерофоне» согласился принять услуги тридцатитрехлетнего ирландца О'Мира, британского судового врача. Морские власти дали свое согласие на то, чтобы этот офицер стал «врачом генерала»; таким образом он остается служить в Королевском флоте, но должность эта — хоть и не бесславна, но и небезопасна. И Хадсон Лоу, и французы попытаются сделать его своим осведомителем; в конечном счете его выдворят со Святой Елены и вычеркнут из списков офицеров Королевского флота; но он забудет об этом материальном уроне, опубликовав два тома своих воспоминаний «Голос с острова Святой Елены». Эти воспоминания — первоклассный источник, который свидетельствует против Лоу в той же мере, в какой защищает Наполеона. Они дадут ему некоторое состояние и вызовут горячее одобрение многих людей, в том числе и лорда Байрона, всегда готового сражаться — даже без надежды на успех — за справедливое дело:

And the stiff surgeon who maintained his cause Hath lost his place and gained the world applause[11]

.

Наполеон тотчас же подвергает ирландца допросу: что делают губернатор и адмирал, что говорят на острове, какие ходят сплетни, каково общественное мнение? Обязанности врача по отношению к своему знаменитому пациенту весьма просты: здоровье его пока еще удовлетворительно, если не считать простуд, иногда случающихся болей в желудке и сенной лихорадки, тогда еще мало известной, свирепствующей на Святой Елене. Есть еще Сантини, привратник, произведенный в парикмахеры, который приходит исполнить свои обязанности в комнату господина, а тот подшучивает над ним по-корсикански:

— Ты что, разбойник, хочешь отрезать мне ухо?!