Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

Роскошные с виду заведения заполняла уже совсем иная публика, да и цены не позволяли старым москвичам вести прежнюю жизнь. «Тянет на воздух, но “на воздухе” убийства, грабежи и ад музыкально-вокальных звуков. Поют и играют в домах, на бульварах, во дворах, и больше всего — в бесчисленных кабаре, кафе, "уголках", ресторанах, чайных, столовых; в наших местах у Сухаревой по Сретенке в каждом доме какое-нибудь "заведение", а по переулкам "самогон". Самогон распивочно, самогон на вынос (4—5 млн бутылка)… На Кузнецком мосту и в Рядах, или на Тверской, на Петровке завелось много магазинов, по роскоши обстановки и товаров мало чем уступающих довоенным… На каждом шагу можно встретить и шикарную женщину, и франта по-европейски. Откуда-то явились и жирные фигуры, и красные носы. В газетах тысячи реклам о пьяных напитках, о гастрономии и об увеселениях самого легкого жанра. По содержанию этих реклам видно, что существует теперь и Яр, и Стрельна, и всякие шантаны, только разве не под прежними названиями. Новые-то, пожалуй, оригинальнее. Что-то вроде "Не рыдай", или "Стоп-сигнал". Недавно разбирался процесс о содержательницах домов терпимости. Значит, все "восстановилось". И стоило огород городить?» — такой летом 1922 года виделась новая советская действительность пережившему военный коммунизм Окуневу ^{20}.

Обывателю попроще были доступны многочисленные пивные, открытие которых после голода и скудных пайков доставило радость многим горожанам:

Ленинград город большой,

В каждом доме по пивной.«Красная Бавария» —все для пролетария.

В пивных, открывавшихся в пять утра, поили посетителей до семи вечера, в других — с семи утра до одиннадцати ночи. Когда пиво кончалось, пивная закрывалась раньше. В день пивная продавала до 110 ведер пива — на каждого посетителя приходилось примерно по четверти ведра. На вопрос, почему люди пивную предпочитают клубу, ее завсегдатаи объясняли, что в клубе «стеснительно», а в пивной можно шуметь, пить, петь, браниться, что и делали не только пролетарии, но и интеллигенты. В одной из пивных на Мясницкой 20 ноября 1923 года Сергей Есенин вместе с поэтами Орешиным, Клычковым и Ганиным обсуждали издание нового журнала; обсуждение закончилось ссорой с человеком за соседним столиком, который назвал Есенина «русским хамом», на что тот ответил «жидовской мордой». Оскорбленный гражданин заявил постовому о сборище в пивной контрреволюционеров. Пришлось поэтам в легкой степени опьянения (что подтверждено было судебно-медицинским освидетельствованием) ночевать в отделении милиции. Наутро их допросили в ГПУ на предмет «разжигания национальной вражды» и отпустили под подписку о невыезде. Дело еще долго ходило по московским судам, пока в 1927 году не было прекращено в связи со смертью главного обвиняемого.

Улицы больших городов через 10 лет после революции стали напоминать о «старорежимном» быте: «Недалеко, в темноте, ярко горит пивная. Окна и двери открыты настежь… Около дверей толпятся рабочие. Уже пропившиеся просят денег у товарищей и клянутся, что завтра же отдадут. Некоторые падают, другие тут же за дверью, прислонясь к стене, громко, на всю улицу вякают. В пивной не пройти и не продохнуть». В пивных царили грязь, вонь и давка — столики брались с боем, как и пиво; пол был завален окурками и шелухой от семечек, а из-за табачного дыма нечем было дышать.

Столичная пивная, где можно было и газету почитать, и послушать куплеты на злободневную тему, выглядела поприличнее: «У входа елочки в кадках, на стенах картины: "Утро в сосновом лесу" Шишкина, "Венера" Тициана, плакаты: "Если хочешь быть культурным, окурки и мусор бросай в урны", "Здесь матом просят не крыть" или "Неприличными словами просят граждан посетителей не выражаться". Другие объявления гласили: "Лицам в нетрезвом виде пиво не подается", "За разбитую посуду взыскивается с посетителя", "Со всеми недоразумениями просят обращаться к заведующему", "Во время исполнения концертных номеров просят не шуметь"; кое-где можно было прочесть: "Пей, но знай меру. В пьяном угаре ты можешь обнять своего классового врага"» ^{21}.

В пивные приглашали вывески и газетные объявления: «Пиво подается в холодном и теплом виде с роскошной бесплатной закуской. С шести часов вечера выступают артисты». Последнее не было случайностью — в 20-е годы артисты нередко выступали в пивных, что давало верный заработок. В 1927 году в Москве существовали 150 пивных и столовых, где была эстрада. За вечер артист выступал несколько раз с популярными песенками. Одни предпочитали знойного «Джона Грея»:

В стране далекой юга,Там, где не свищет вьюга,Жил-был испанец,

Джон Грей, красавец,Был он большой по весу,Силою — с Геркулеса,Храбрый, как Дон-Кихот.