Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Так, годовой праздничный цикл, строго соблюдаемый в любом иноческом общежитии, не только играет ритуальную и богослужебную роль, но и формирует быт, уклад жизни, подчиняя его церковному календарю, а посему наполняя его (быт) особым мистическим содержанием.

Мы можем лишь представить, какие испытания перенесли Савватий и Герман во время Великого поста 1430 года и чем для отшельников стала та ранняя, первая в их жизни соловецкая Пасха.

Без малого через пять столетий писатель, бывший узник СЛОНа Борис Николаевич Ширяев так опишет последнее празднование Пасхи на Соловках в 1928 году: «Эта заутреня неповторима... Из широко распахнутых врат ветхой церкви выступил небывалый крестный ход. Семнадцать епископов в облачениях, окруженных светильниками и факелами, более двухсот иереев и столько же монахов, а далее — нескончаемые волны тех, чьи сердца и помыслы неслись ко Христу Спасителю в эту дивную, незабываемую ночь... С победным, ликующим пением о попранной, побежденной смерти шли те, кому она грозила ежечасно, ежеминутно... Пели все... Радость надежды вливалась в их истомленные сердца. Не вечны, а временны страдания и плен. Бесконечна жизнь светлого Духа Христова. Умрем мы, но возродимся! Восстанет из пепла великий монастырь...»

Известно, что в 1857 году на берегу Савватиевского (Долгого) озера, у подножия горы Секирной была воздвигнута Михайло-Архангельская часовня в память о событии, которое во многом определило иноческие труды Савватия и Германа на острове, событии мистическом, но в то же время совершенно обыденном, а потому позволяющем в той или иной мере понять повседневный обиход Соловецких подвижников.

Это событие произошло ранним утром одного воскресного дня 1430 года. В Житии преподобного Савватия о нем сообщается следующее: «...Святой пел заутреню; когда же он вышел покадить у Честного Креста, который водрузил вблизи своей келии для поклонов, услышал он возглас и громкий вопль, взывающий с мольбою. Удивился он и пришел в ужас от того вопля, и позвал Германа из келии, и сказал: “Что это? Как будто слышу вопль человеческий?” Тот же ответил: “Откуда бы мог слышаться этот голос, если здесь никто не живет, кроме нас?” И, осенив себя крестным знамением, пошли они в келию, удивляясь и говоря: “Что это было? Откуда мог быть этот крик?” И, помолившись, закончили утреню. И снова услышали возглас, еще более громкий. Тогда Герман получил от святого благословение и пошел на тот крик.

Придя, нашел он женщину, лежащую и плачущую навзрыд. И спросил ее Герман о причине ее плача: “Жена, что случилось с тобой? Отчего ты плачешь и кричишь?” Она же, с многими восклицаниями, стала рассказывать ему следующее: “Господине отче! Когда я шла на озеро к своему мужу, встретили меня два грозных юноши со светлыми лицами и стали бить меня прутьями, говоря: ‘Уходите скорее с этого острова, ибо не должно вам жить здесь! Но благоволил Бог устроить это место для жизни иноков! Вы же уходите скорее отсюда, да не погибнете здесь злою смертью! Отныне на этом месте будет обитель иноческая и да соберется здесь множество монахов, и имя Божие да прославляется ими на месте этом, и храм во имя Иисуса Христа воздвигнут будет!’ И сказав так, невидимыми стали”».

Изгнание, взятое в основу сюжета, сослужило этому эпизоду из жизни началоположников Соловецкой обители, увы, дурную славу. О порке ни в чем не повинной женщины некими «грозными юношами со светлыми лицами», кажется, слышали даже те, кто ни разу не бывал на Соловках, а посему не вполне корректная с бытовой точки зрения ситуация вызывает кривотолки и ошибочные трактовки.

Самое главное, как нам видится, — восстановить в данном случае правильную последовательность (хронологию) событий и разобраться в мотивации поступков всех участников этой истории.

То обстоятельство, что Савватий и Герман пережили на острове зиму и не вернулись на материк, скорее всего, взбудоражило умы обитателей Поморского берега Белого моря: ведь такого в их практике еще не было.

В Житии сообщается, что «увидели же это люди, живущие на побережье, что поселились иноки на острове Соловецком; и те, что селились напротив того острова, начали им завидовать и захотели изгнать их с острова, говоря так: “Мы самые близкие в Карельской земле кровные наследники острова этого. Будем же владеть им как своим отцовским наследием — себе и детям нашим и в будущие лета родов наших, а этих пришельцев прогоним с места того”. И, посовещавшись, послали на остров одного из карельских жителей с женой и детьми. Он же пришел на остров по совету своих соседей; и начали они строить себе дома, чтобы было где жить, и стали по озерам рыбу ловить. Преподобный же Савватий не знал об их приходе на остров, так же, как и друг его Герман».

Последняя фраза представляется чрезвычайно важной, потому что в полной мере объясняет абсолютное отсутствие какой бы то ни было агрессии отшельников по отношению к возможным переселенцам с материка. Они просто не знали, что на остров, площадь которого составляет 246 квадратных километров, прибыл кто-то еще.