Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Разумеется, кемляне знали о том, что творится на острове Революции, но говорить вслух об этом было не принято, да и опасно.

Из показаний бывшего командира Пятой пересыльной роты Кемьперпункта Майсурадзе А. И. от 7 мая 1930 года:

«Помещение Пятой роты, где принимались прибывающие этапы, было рассчитано на 220 человек, а приходилось вмещать до 2000—2500... Этапы прибывали ежедневно громадными партиями. Приблизительно в таком количестве происходила и отправка по командировкам. Сбор партий к отправке никогда не был нормальным. По одному списку в ротах нужно было выкликнуть иногда до 2000 человек... часто возникала путаница со списками, появлялись “мертвые души”. А на дворе вьюга или мороз с ветром. В лагере всё и всегда делалось на открытом воздухе, независимо от погоды, так как помещений не было. Пятая рота в период приемов и отправок партий представляла из себя беспрерывно кипевший котел, перемешивающий в себе людей и вшей, больных и здоровых... Заключенные, на долю которых выпадало недельное пребывание в пересыльной роте, из-за отсутствия места по 5—6 суток проводили без сна, и были случаи, когда они валились без сознания на несколько часов».

Воспоминания о каторжных работах в Кемьперпункте оставил также бывший соловецкий заключенный Борис Солоневич:

«Изо дня в день не по 8, а по 14, по 16 часов в сутки, голодными и замерзающими мы работали поздней осенью в ледяной воде Белого моря. В ботинках и легких брюках, по колено в воде я часами вытаскивал багром из воды мокрые бревна и, уходя в нетопленый барак, на себе самом сушил мокрую обувь и одежду... И за эту работу мы получали фунт хлеба, тарелку каши утром и миску рыбного супа днем. Мне страшно вспомнить этот период... Я выжил благодаря своему крепкому организму, закаленному спортом, но потерял почти все свое зрение».

Особенно ситуация в лагпункте на Поповом острове осложнялась, когда закрывалась навигация, а этапы продолжали безостановочно прибывать. Места катастрофически не хватало, под размещение заключенных приспосабливались самые немыслимые помещения и площади. Для тех, кому удавалось пережить страшную кемскую зиму, отправка на остров становилась своего рода избавлением, а подобие жизни или даже смерть на Соловках казались не такими чудовищными, как здесь, посреди черных гранитных луд, на этих плоских, заросших кривым редколесьем берегах в самой горловине Белого моря.

Из журнала СЛОН № 4 за 1924 год:

«В Кемском пересыльном лагере в ожидании отправки на “таинственный” остров все мы, конечно, интересовались, что нас ждет там, где предстоит жить годы. Слухов, разумеется, ходило много. Одни уверяли, что на Соловках неимоверные строгости: расстрелы, каменные мешки, где волосы заключенных примерзают к стене зимой, выставление голыми “на комаров” летом и тому подобные страсти. Другие, напротив, говорили, что в Соловках вежливое обращение с заключенными, хорошая пища в достаточном количестве, прекрасные теплые помещения, неутомительный труд. Причем все в один голос хвалили нынешнее начальство, награждая его эпитетами “строгое”, но, добавляя, справедливое, относя всякие ужасы к безвозвратному прошлому».

20 июня 1929 года на причале в Рабочеостровске происходило активное движение. Ждали высокое начальство из Москвы, а посему все работы по погрузке и выгрузке производились в авральном порядке. Заключенные в нижнем белье (никакой иной казенной одежды, кроме нижнего белья, в лагпункте того времени не выдавалось) бегали подгоняемые истошными воплями надзирателей. Когда же стало ясно, что работа не будет выполнена в срок, а избавиться от полуголых, едва живых заключенных быстро не получится, притом что высокие гости уже въехали на автомобилях на территорию Рабочеостровска и направляются на причал, было принято следующее решение.

Этот эпизод впоследствии описал бывший соловецкий заключенный Дмитрий Сергеевич Лихачев:

«Командовал группой (партией) заключенных уголовник, хитрый и находчивый, и он “догадался”, как скрыть на голом острове голых заключенных. Он скомандовал: “Стройся”, “Сомкни ряды”, “Плотнее, плотнее” (здесь шли рулады матерной брани), “Еще плотнее! Такие-сякие!!!”, “Садись на корточки”, “Садись, говорю, друг на друга, такие-сякие!!!” Образовалась плотная масса человеческих тел, дрожавших от холода. Затем он велел матросам принести брезент и паруса (на “Боком” (лагерный пароход «Глеб Бокий», бывший монастырский «Святой Савватий». — М. Г.) были еще мачты). Всех накрыли».

Именно в этот момент к причалу подъехали автомобили, из которых вышли член Коллегии ОГПУ СССР Глеб Иванович Бокий (в честь которого и был назван пароход СЛОНа), начальнику СЛОНа Александр Петрович Ногтев, заместитель начальника Арвид Яковлевич Мартинелли, а также пролетарский писатель Алексей Максимович Горький с сыном Максимом и его супругой Надеждой Алексеевной Пешковой, имевшей прозвище «Тимоша».