Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

В результате войны жилищные условия писателей значительно ухудшились. Квартиры многих литераторов оказались заселены людьми, не имеющими к писательским организациям никакого отношения. И. Соколов-Микитов писал А. Малофееву: «В квартире нашей — в двух первых комнатах — живут посторонние и очень зубастые люди… Все имущество, за исключением мебели (частично поломанной и сожженной), расхищено. Пропали все рукописи, книги, уничтожены охотничьи коллекции. Обитавшие в нашей квартире жильцы оставили нам в наследство две кошачьи головы с усами, уже превратившиеся в мумии… Стекол в окнах, разумеется, нет»^[751].

К 1946 году в доме № 2 по Проезду МХАТа из 58 писательских квартир 29 занимали посторонние лица, в доме № 3/5 по улице Фурманова соответственно из 57–24, в доме№ 17/19 по Лаврушинскому переулку — из 71–11. В домах, закрепленных за ССП, значительная часть жилья по разным причинам оказалась в распоряжении других ведомств. Так, в доме № 25 по Тверскому бульвару две квартиры занимало МГБ, а одну — МИД (причем использовалась она под фотолабораторию). В доме № 52 по улице Воровского разместилось общежитие охраны МГБ, а в общей сложности две трети всей жилплощади оказались здесь заселены посторонними^[752].

Союз писателей постепенно утрачивал право на подведомственное ему жилье. Еще в октябре 1937 года вся жилплощадь, занимаемая литераторами, перешла практически в полное распоряжение городских и районных Советов. Они стали выдавать ее лицам, не имеющим отношения к писательской организации. Так, например, поступили в Москве с жильем, принадлежавшим группе венгерских и немецких писателей-антифашистов, которые после войны вернулись на родину. В их числе были Бехер, Бредель, Вайнерт, Габер, Гергель, Эрленбех и другие.

В то же время, несмотря на многочисленные и настойчивые обращения ССП, Моссовет за восемь послевоенных лет предоставил жилплощадь не более чем десяти-пятнадцати писателям: В. Шишкову, С. Михалкову, Эль-Регистану, М. Шагинян, И. Эренбургу, С. Маршаку, А. Караваевой и некоторым другим.

Выборочное обследование и диспансеризация 155 писателей Москвы, предпринятая И. Альтманом в 1946 году, показала, что 50 писателей имели хорошие жилищные условия, 33 — удовлетворительные, 20 человек не имели рабочей комнаты, но их санитарно-жилищные условия оценивались как нормальные, 41 человек жили в неудовлетворительных условиях, 11 — не имели собственного жилья^[753]

. В записке был сделан вывод о том, что у большинства писателей жилищные условия неудовлетворительные.

Проведенное в том же году Литфондом полное обследование жилищных условий писателей Москвы показало, что свыше восьмидесяти литераторов совсем не имели жилья (среди них — Л. Субоцкий, М. Матусовский, Л. Ошанин, А. Софронов), подавляющее большинство жило с семьями в одной комнате и не имело отдельного помещения для работы (например, П. Арский, А. Арбузов, В. Гроссман, Е. Долматовский, С. Марков)^[754].

В. Гроссман жил с семьей в полуразрушенной комнате, лишенной всяких удобств. В. Инбер и ее муж, член Академии медицинских наук, проживали на двадцати квадратных метрах. Известный переводчик В. Державин ютился с семьей из пяти человек в комнате площадью 11 квадратных метров.

В Ленинграде В. Панова имела на семью из восьми человек две комнаты в коммунальной квартире общей площадью 22 квадратных метра, причем одна из комнат была проходной^[755].

Э. Казакевич в 1946–1947 годах жил между Малой Трубецкой улицей и Хамовниками, где в то время были кварталы двух- и трехэтажных деревянных бараков, построенных в середине двадцатых годов в качестве временных общежитий для строителей. Одноклассница его дочерей вспоминала: «Семья Казакевичей — в двухэтажном сооружении того же рода, а комната их была чуть больше нашей. Однако у нас было существенное преимущество: водопровод и канализация… Подниматься к ним на „второй этаж“ нужно было по шаткой деревянной лестнице…

Казакевичи занимали комнату площадью около 18 квадратных метров. При входе, как и положено, крошечный закуток, спрятались керосинка, кастрюли и прочая нехитрая утварь»^[756]

. Правда, после выхода знаменитой повести «Звезда» жилищный вопрос у писателя был решен — ему дали четырехкомнатную квартиру в Лаврушинском переулке.

У некоторых литераторов условия жизни были просто ужасающими. Например, Мальцев не имел собственного угла и вместе с женой и трехлетней дочерью нашел пристанище за городом в комнате отца, в которой проживало еще четыре человека. Ржешевский с семьей из семи человек кое-как разместился в гостинице в Переделкине, но и оттуда его грозились выселить. Тушкан с женой проживал в восьмиметровой комнате — бывшей кладовой — без окон и освещения^[757].

В 1949 году в Союзе писателей был составлен список литераторов Москвы, нуждавшихся в жилье. В него было внесено 25 человек, в том числе П. Вершигора, А. Софронов, В. Инбер, но по какому принципу — неизвестно, так как никаких пояснений к списку не сохранилось.