Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

Постепенно в писательской среде крепла тяга к дорогим вещам и модной одежде, которые становились символом престижа. «Для нас, признававших в быту полный аскетизм, доходивший порой до абсурда, появление у Афиногеновых личной машины было не меньшей сенсацией, чем покупка коровы Артемом Веселым… Впрочем, необходимость коровы еще можно было как-то оправдать — детей много, кормиться было трудно»^[764].

Приведенное воспоминание Р. Корн относится к тридцатым годам. Теперь же личные автомобили сенсацию не вызывали. Когда вожделенная мечта о собственной машине сбывалась, выяснялось, что автомобиль — не столько средство передвижения, сколько предмет неустанных забот — ведь в дефиците было все: бензин, смазочные материалы, запчасти. Раздобыть все это можно было, лишь имея необходимые связи. В. Ардов обратился за помощью к своему другу полковнику Беседину в стихотворной форме:

Полковник! Обращаюсь нынеК Вам по такому случаю:Я, значит, барин при машине,Но нету в ней горючего.Мне по решенью СовнаркомаПригнали черный опелек,Стоит он тихо подле дома…Ну, а какой же в этом прок?

Нет, нет, полковник, поднажмите:Устройте мне хоть литров сто!При нынешней машинной прытиМне меньше брать зачем? На что?!Вам, право, плюнуть — это дело.Ну, что для вас там — сто кило?Так директиву дайте смелоМне отвалить такой талон,Который где-то отоварят,Польют мне в бак бензин струей…

И сам я с радостною харейПомчусь по городу стрелой…Еще не все: я в автоделеМолодожен иль новоселСкажу, чтоб прямо двинуть к цели:Не все я наперед учел.Нужна мне очень также бочкаИ два крафштофа, значит, к ней.И уж на этом будет точка.Я умолкаю ей-же-ей!

Надеюсь, удовлетворитеВы просьбы скромные мои.И нашей прежней дружбы нитиПомогут сильно в эти дни!..^[765]

Женщин-литераторов стали волновать эстетические достоинства нарядов. У многих из них появилась возможность проявить в одежде свою оригинальность и вкус. Так, жена В. Ардова Нина Антоновна выполняла роль заведующей гардеробом А. Ахматовой: «Своеобразный стиль одежды был в какой-то мере сохранен. Ахматова носила просторные платья темных тонов. Дома появлялась в настоящих японских кимоно черного, темно-красного или темно-стального цвета. А под кимоно шились, как мы это называли, „подрясники“ из шелка той же гаммы, но посветлее»^[766]. Г. Николаева предпочитала русский стиль: «Когда у нее появились первые большие деньги, наша соседка Вера Сергеевна немало потрудилась, сшив для Галины два сарафана, какие носили некогда на Руси, из голубого и малинового панбархата. Она словно вросла в эти сарафаны и стала похожа на боярышню. Затем уже последовало черное бархатное платье, платиновая лиса-чернобурка и аметисты. Но все это были временные переливы женской души. О „тряпках“ она любила судачить в минуты „роздыха“… В общем, ей было „наплевать“ на все туалеты»^[767].

Портрет женщины того времени — спутницы жизни писателя — написал в стихах М. Годенко:

Издергана горячкой магазинной,Избалована мужниной любовью,Его окладом и его машиной —

Она в тревоге за свое здоровье…Шляпы, туфельки — купила,Китайский зонт и габардин — достала.А платья, платья!Птичкой яркокрылойНа всех балах и вечерах блистала.О, сколько надо мужества и воли,Чтобы ловить изменчивые моды!Ну как же тут под сердцем не заколет,Ну как тут не запросишься на воды?!

Хорошо и элегантно одеваться любили не только женщины, но и мужчины-литераторы, например М. Луконин. «Он не был щеголем, в его умении одеваться всегда чувствовался не общий, общепринятый, а свой вкус. Так, он носил пиджак, который выглядел как фрак, в его покрое была выражена новизна старомодности, так подходившая к облику, жесту, походке Михаила Кузьмича. Его туфли на высоких каблуках, всегда блестевшие, приноравливались к широкому, размашистому, но не разухабистому шагу»^[768].