Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

В архиве удалось обнаружить лишь одно упоминание об употреблении писателями наркотиков. Осенью 1939 года в Союз писателей, к депутату Верховного Совета СССР В. Лебедеву-Кумачу обратился заведующий Ярославским городским отделом здравоохранения Хабаров^[441]. Он интересовался, действительно ли состоит на учете в ССП молодой писатель Курьянов, который, по документам, являлся молодым начинающим автором, работавшим над книгой «Борьба с басмачеством». Дело в том, что, находясь в Ярославле, тот ходил по медицинским учреждениям и требовал, чтобы ему предоставляли наркотические средства. По словам самого Курьянова, он употреблял наркотики уже десять лет. Представители Отдела здравоохранения считали, что имеют дело с «не совсем полноценным человеком в отношении устойчивости психики». Видимо, ярославские медики боялись предпринимать какие-либо меры по отношению к человеку, у которого была в кармане бумажка из ССП, поэтому они и обратились за разъяснениями, желая узнать, соответствуют ли его документы действительности, и попросили поместить Курьянова в наркодиспансер в Москве, так как в Ярославле таких учреждений не было.

«А я — Павел Васильев!»

Пью за здравие Трехгорки.

Эй, жена, задвинь-ка шторки,Нас увидят, может быть.Алексей Максимыч Горький

Приказали дома пить.П. Васильев^[442]

Борьбу за безупречный моральный облик советского писателя начал М. Горький: «Мой долг старого литератора, всецело преданного великому делу пролетариата, — охранять литературу Советов от засорения фокусниками слова, хулиганами, халтурщиками и вообще паразитами»^[443]

. Он полагал, что не только творчество писателя, но и его личность, образ жизни могут и должны служить примером для читателей. Еще в 1930 году, создавая журнал «Литературная учеба», Горький думал о специальном отделе в нем, посвященном этике литератора. «Нам необходимо, — писал он своему заместителю А. Камегулову, — ввести этот отдел, в нем будем бить „богему“, трепать уши хулиганам и литературным налетчикам»^[444].

После создания Союза советских писателей к нему перешли благородные, но не всегда благодарные функции блюстителя морального облика литераторов. Как правило, на практике это чаще выражалось в кампаниях, объектом которых становился кто-то из писателей.

Вначале «спасали» П. Васильева. Вдова поэта Е. Вялова вспоминала: «Павел Васильев легко наживал себе врагов… Непосредственность, открытость и горячность его натуры не могли ужиться с отрицательными сторонами бытовавшей тогда групповщины, с ее подсиживаниями, демагогией и т. п. Скандалы и даже „хулиганство“, о которых стали поговаривать, были пусть слепым, во многом неправильным, но все же протестом против той литературной среды, в которой он оказался… Слухи раздували, выдумывали невероятные подробности. Одним словом, все эти истории докатились до А. М. Горького, вызвав его достаточно широко известную статью»^[445]

.

Статья Горького называлась «Литературные забавы». В ней уже обозначены будущие политические обвинения в адрес молодого поэта: «…От хулиганства до фашизма расстояние „короче воробьиного носа“»^[446].

П. Васильев написал ответное письмо, в котором выражал искреннее раскаяние: «Советская общественность не раз предостерегала меня от хулиганства и дебоширства, которое я „великодушно“ прощал себе. Но только ваша статья заставила меня очухаться и взглянуть на свой быт не сквозь розовые очки самовлюбленности, а так, как полагается — вдумчиво и серьезно». Он признал, что его поведение оказывало отрицательное влияние на молодых писателей, которые брали за образец его поведение. Он заверил, что никогда не был врагом советской власти. И уже тогда поэт понял, что «позорная кличка „политический враг“ является для меня моей литературной смертью». Письмо было опубликовано 12 июля 1934 года в «Литературной газете».

Там же М. Горький опубликовал ответ на это покаянное письмо. В нем он подчеркивал, что Васильев обладает недюжинным талантом, этот талант нуждается в воспитании, после которого его обладатель войдет «в советскую литературу как большой и своеобразный поэт». Несмотря на признание таланта поэта, М. Горький был далек от его эстетики и мировоззрения: «П. Васильева я не знаю, стихи его читаю с трудом. Истоки его поэзии — неонародническое настроение — или: течение — созданное Клычковым — Клюевым — Есениным, оно становится все заметней, кое у кого уже принимает русофильскую окраску и — в конце концов — ведет к фашизму»^[447].